Кронштадтский тупик
Шрифт:
– Вот тут бани, - сообщил Строков.
– Да, а вот фабрика-прачечная и администрация порта, - живо подхватила Белла.
– "Здесь все мое, и мы отсюда родом"...
– А вот Морской кадетский корпус, - продолжал Алексей.
– Хотя, вы же местная, вы все знаете.
– А вот Наталья Викторовна в Кронштадте, считай, впервые, - сказала Измайлова, - она с интересом нас слушает.
– Совершенно верно, - кивнула Навицкая.
Алексей снова зарделся от восторга и гордости за свой родной город, который понравился его любимой писательнице. А знаменитая Измайлова
Они проскочили поворот на Цитадельское шоссе в снежной круговерти, и поняли свою ошибку, упершись в глухую стену в конце улицы. В окно потянуло свежестью с Биржевого канала, запахами топлива, рыбы и слегка - мокрого дерева с Лесной биржи. Отсюда проехать к Южному Ботардо, возле которого трудилась Василиса, было невозможно. Пришлось разворачиваться и ехать медленно, чтобы снова не пропустить поворот.
Снег валил все гуще, на этот раз - в виде крупы. Катышки размером с горошину постукивали по крыше и капоту машины. "дворники" работали все быстрее, чтобы лобовое стекло не залепливало снегом. Строков включил фары и на этот раз безошибочно повернул в нужную сторону. Миновав заградительную стену, они оказались на Западном Котлине.
Машина проехала по берегу очередного канала, обогнула фрагмент еще одного оборонительного сооружение и оказалась рядом с большим автотранспортным предприятием, где ремонтировала технику Василиса Степанова.
– Брр, неприветливое местечко, - поежилась Белла, выйдя из машины, - и как девушку сюда занесло? Добро бы она в конторе работала, а то в мастерской!..
– А я служила в боевой роте, - ответила Наташа, - тоже на Смольный институт не похоже. Разные бывают девушки, и обстоятельства - тоже.
***
Из-под автобуса, стоящего во дворе, торчали чьи-то ноги в синих рабочих штанах. Человек чем-то брякал и ворчал:
– Ну, вот опять: заправляют хрен знает чем, а потом, конечно, все засоряется... Тебе бы, дятел, такого выпить, тоже бы заглох. Ну, так и знал: менять надо! Этот "паленый" бензин...
– выбираясь из-под автобуса, ремонтник основательно изругал и некондиционное топливо, и тех, кто его покупает, экономя деньги, выделенные на заправку. Но при виде посетителей, тут же сменил тон:
– Добрый день, вам помочь?
Это был щуплый насупленный мужичок лет пятидесяти с седеющими усами и взлохмаченными волосами. Комбинезон был ему великоват.
– Вы не знаете, где найти Василису Степанову?
– спросила Наташа.
– Васька!
– неожиданно громко для своей субтильной комплекции гаркнул мастер.
– Эй! Дядя Степа! Подь сюда!
– Тебе че, Михалыч?
– заорали из гаража.
– Не могу, я зад автобусу вправляю, какой-то "чайник" на светофоре стукнул!
– человек зашипел от боли и выругался.
– Чего надо?.. Блин, у этого дубака тормоз только в зеркале!
– До тебя люди пришли!
– надрывался Михалыч, и Наташа сразу вспомнила учения на Кубани, возле какой-то станицы. Это там говорили с таким произношением и причудливыми речевыми оборотами. "Далеко же Михалыча занесло от родимой Кубани!", - Наташа на секунду прикрыла глаза, вспоминая шелестящую пшеницу, огромные
– Так че надо?
– заорали из гаража.
– Сама выдь да спроси! Я те че, толмач?
Из гаража вышел человек в комбинезоне, на ходу вытирая ветошью измазанные смазкой руки. На первый взгляд женского в его облике не было ни капли. Мешковатый комбинезон, измазанный маслом и мазутом, мужская стрижка, тяжелая поступь. Но, когда он подошел, Наташа и Белла увидели лицо с тонкими мягкими чертами и ярко-синие глаза с пушистыми ресницами. И светлые волосы выглядели шелковистыми, совсем не мужскими.
"И правда гусар-девица, - подумала Наташа, - и я была такой же в армии..."
Тогда Наташа изо всех сил прятала, давила в себе женское начало, старалась не выделяться среди парней. Она стриглась под ноль, разрабатывала руки, чтобы появились мозоли, изматывала себя на физподготовке и злилась на свой высокий женский голос и пышную грудь. Она много курила, чтобы голос охрип и огрубел, а грудь безжалостно давила формой и бронежилетом, не лезла в карман за крепким словом и была скора на расправу. Кулаки у Наташи были тяжелыми, а реакция - молниеносной. Довольно быстро ребята поняли, что Навицкую надо воспринимать только как солдата, и никак иначе. Прочие проявления женской природы злили юную Наташу, вгоняли в краску, но поделать с ними они ничего не могла. Их приходилось тщательно скрывать.
Впервые она, образно говоря, ослабила бронежилет только в 32 года, встретив Аркадия Вальтера... Но после его предательства едва не замкнулась в своей броне уже навечно. Если бы не Виктор Уланов, который смотрел на нее преданными влюбленными глазами, бился за нее, как лев и даже сиганул в июньскую Оккервиль за ключевым свидетелем ее невиновности... В ноябре Наташа и Уланов отметили пятую годовщину свадьбы, первый юбилей. И Наташа поняла, что может быть не только бойцом и сильной личностью, но и женщиной - женой и матерью. И была благодарна мужу.
– Здрасте в нашей хате, - сказала Василиса, подойдя к ним, - чего у вас? Если можно, коротенько, у нас тут работы подвалило...
Наташе не хотелось сообщать девушке новость во дворе при всех. Она предложила куда-нибудь отойти.
Василиса отвела их под навес, где стояли стол, скамейка и несколько чурбачков для сидения, и два ведра с песком. Песок был густо утыкан окурками. Не приглашая гостей сесть, Василиса первой плюхнулась на чурбачок, достала пачку "Беломорканала", закурила и спросила:
– Так что у вас?
Строков умоляюще посмотрел на спутниц: пусть лучше они расскажут девушке, что случилось с ее отцом.
Белла взяла разговор в свои руки. Представившись и назвав своих спутников, она произнесла:
– Василиса Егоровна, речь пойдет о вашем отце.
– Он заболел?
– обеспокоенно привстала Василиса.
– Он задержан, - Наташа тоже достала сигареты, жалея, что курит сейчас "элегантные дамские" "Эссе". Сейчас бы подошло что-нибудь покрепче...
– За что?
– еще больше оторопела Степанова.
– Он же мухи сроду не обидит!