Крошка из Шанхая
Шрифт:
– Пожалуйста, не надо, – страдальчески проговорил Тиан-Тиан и отвернулся.
Но я продолжала медленно раздеваться, как стриптизерша. Я была словно в горячке. Это странное ощущение ослепляло меня, я больше не думала ни о своей красоте, ни о себе самой, ни о собственной личности. Я будто растворилась. Мне хотелось сочинить новую сказку, сказку, предназначенную только нам двоим – мне и мужчине, которого я боготворила.
Он сидел, прислонившись к перилам ограждения, бесконечно печальный, но преисполненный благодарности, и как завороженный смотрел на танец любимой женщины в лунном свете. Ее обнаженное тело было стройным, как лебединая шея, и одновременно мощным и пружинистым, как у леопарда. Каждое по-кошачьи грациозное движение, каждый изгиб, поворот и прыжок были изящны и невероятно соблазнительны.
– Ну,
– Нет, я не могу, – беспомощно повторял он, съеживаясь как от удара.
– Ну, тогда я спрыгну с крыши, – сказала женщина с горьким смехом и ухватилась руками за ограждение, словно хотела перелезть через него. Он поймал ее, привлек к себе и поцеловал. Но бушевавшая в нем страсть билась в бессильном теле, не находя выхода. Бренная плоть не успевала за порывами души.
И обступившие нас темные призраки победили… Пыль покрыла нас, и я, и моя любовь захлебнулись ею.
Три часа утра. Свернувшись калачиком в огромной удобной кровати, я вглядывалась в лежащего рядом Тиан-Тиана. Он уже заснул или притворялся спящим. В комнате повисла странная тишина. Его автопортрет смотрел на меня со стены. Разве можно было не любить такие безупречные черты?
Лежа рядом с любимым, я снова и снова гладила и ласкала себя, доводя до изнуряющего блаженного оргазма. И в этом сладостном томлении мне уже чудилось грядущее наказание за мои грехи.
3 У меня есть мечта
Перед добродетельными женщинами откроются врата рая, а для порочных открыты все двери.
Джим Стайнман [18]
Женщина, вступающая на писательскую стезю, обычно стремится достичь видного положения в мире, где безраздельно правят мужчины.
Эрика Джонг [19]
Что я за человек? Мать и отец убеждены, что сущий дьявол, начисто лишенный совести. (Уже в пять лет я научилась добиваться своего, упрямо топая ногами, пока не получала вожделенный леденец на палочке.) Учителя, бывший босс и коллеги по редакции журнала считают меня умной, но своевольной, хорошим профессионалом с непредсказуемым характером и невыносимой привычкой с первых кадров фильма или первых страниц детектива догадываться, кто же убийца или чем закончится любовная история. Большинству мужчин я, наверное, кажусь изящной красоткой, мягкой и податливой, как нежный весенний свет, отражающийся на зеркальной глади озера; обладательницей огромных, по-восточному раскосых глаз и длинной стройной шеи, как у Коко Шанель. Но я-то знаю, что на самом деле я всего лишь обыкновенная женщина, и останусь ею, даже если когда-нибудь и стану знаменитой.
[18]Джим Стайнман (Jim Steinman, p. 1948) – американский певец, композитор, продюсер. Альбом «Bat Out of Hell» (1977), песни для которого были написаны Стайнманом, за год был продан в количестве 200 000 экземпляров, став вторым по продаваемости альбомом всех времен. Автор текста песен мюзикла Эндрю Ллойд-Вебера «Свисни по ветру» (1996), музыки к мюзиклу Романа Полански «Бал вампиров» (1997).
[19]Эрика Джонг (Erica Jong, p. 1942) – американская писательница. Близка к феминистскому движению. Многие высказывания Джонг стали афоризмами.
Когда была жива моя прабабушка по отцовской линии, она часто говаривала: «Судьба человека подобна нити, удерживающей воздушного змея. Один ее конец здесь, на земле, а другой витает в облаках. От судьбы не уйдешь», или философски вопрошала: «Разве какая-то пора жизни достойнее остальных?»
Эта седовласая, как лунь, тщедушная старушка целыми днями сидела в кресле-качалке, свернувшись
Во время учебы в университете я обычно писала письма ребятам, в которых была тайно влюблена. Эти живые и необычайно страстные послания почти всегда помогали завоевать сердце очередного избранника. Работая в редакции журнала, я готовила интервью и материалы, следуя законам беллетристики, лихо закручивая сюжет и пользуясь таким необычным языком, что вымысел казался правдой и наоборот.
Но когда я, наконец, поняла, что попусту растрачиваю свой талант, то бросила высокооплачиваемую работу в журнале. Чем в очередной раз разочаровала моих бедных родителей, повергнув их в отчаяние. Ведь отцу пришлось изрядно подергать за ниточки, чтобы пристроить меня на приличную должность.
– Дитя, неужели ты действительно моя родная дочь? Почему ты платишь нам черной неблагодарностью и упорно наступаешь на одни и те же грабли? – спрашивала меня безутешная мать. – Столько усилий, и все зря!
Моя мама – миловидная, хрупкая женщина, всю жизнь усердно гладила мужу рубашки и наставляла дочерей на путь истинный, который непременно должен был привести их к счастью. Она категорически не признавала физической близости до брака и считала верхом неприличия надевать футболку на голое тело, потому что при этом видно соски.
– Когда-нибудь настанет день, и ты поймешь, что самое главное в жизни – это размеренность, стабильность и реализм. Даже Айлин Чан [20] утверждает, что любому человеку необходима основательность, – говорил отец.
Он прекрасно знал, что я восхищаюсь этой писательницей. Папуля – невысокий коренастый, добродушный профессор, преподающий историю и обожающий хорошие сигары и задушевные беседы с молодежью. Этот безукоризненно воспитанный интеллектуал баловал меня с самого детства. К трехлетнему возрасту он уже приобщил меня к оперному искусству и научил восторгаться «Богемой». Он жил в постоянном страхе, что когда я вырасту, то непременно стану жертвой сексуального маньяка, и был убежден, что «его ненаглядная, дорогая девочка должна опасаться мужчин, и никогда не лить из-за них слез, потому что они этого не стоят».
[20]Айлин Чан (Eileen Chang, 1920 – 1995) – известная китайская писательница, эмигрировала в США в 1956 году. Автор художественных произведений и эссе.
– Мы думаем совершенно по-разному. Наши поколения разделяет пропасть длиною в век. Давай не будем спорить, ведь это абсолютно бессмысленная трата времени, а просто научимся уважать друг друга, – сказала я ему. – Мне двадцать пять, и я твердо намерена стать писателем. И хотя эта профессия теперь немодная, я попробую вернуть ей былое значение.
Когда я встретила Тиан-Тиана и решила переехать к нему, дома поднялась настоящая буря, по разрушительной силе не уступающая океанскому шторму.
– Ума не приложу, что мне с тобой делать. Нам только остается сидеть и ждать, до чего еще ты докатишься. Мне даже кажется, что ты мне не родная дочь! – голос матери срывался на крик. У нее был такой оскорбленный вид, будто ей дали пощечину.
– Ты огорчила маму, – упрекнул меня отец. – Я тоже разочарован, дочка. Такие девушки, как ты, всегда попадают в беду. Ты говорила, что у этого молодого человека странная семья, что его отец умер при загадочных обстоятельствах. А сам-то он нормальный? На него можно положиться?
– Поверь, я знаю, что делаю, – отрезала я. Поспешно побросала в сумку кое-что из одежды, несколько музыкальных дисков, зубную щетку, прихватила картонную коробку с книгами и ушла.