Крот истории

Кормер Владимир Федорович

— Так он решил жениться? А почему такая спешка? То есть, я хочу спросить: почему надо спешить с разговором? Почему он спешит жениться, это более или менее понятно — когда женятся, отчего-то всегда спешат…

— Нет-нет, ни в коем случае! Я не даю ему своего… благословения! Это ужасная женщина, вы не знаете ее! Она все и подстроила! Она его распропагандировала! Она свела его… с диссидентами! Он уже написал статью!!!

— Статью?!

— Да! Только это между нами, Вадим…

Он опасливо оглянулся и извлек из внутреннего кармана пиджака пачку папиросных листков с убористым, напечатанным на машинке через один интервал текстом.

— Вот видите, — снова оглядываясь, зашуршал он листочками; руки его дрожали, — видите… Самиздат!.. О преимуществах демократии перед деспотией… Какой деспотией, Господи спаси и помилуй! Слова-то какие! Вот здесь, читайте! Читайте!.. «Одна лишь демократия обезопасила себя от этих… бедствий. Только при ней народы свободны как от рек крови, так и от унизительного сознания собственной неполноценности, которыми сопровождается передача власти при посредстве революций или дворцовых переворотов, до сих пор свойственных всем другим, атавистическим „видам“»… Видали?! Это что ж получается, а?! «Свободны от рек крови». Разве так говорят по-русски, а? Ну это ладно,

а дальше?.. «Унизительное сознание собственной неполноценности»… Это о каком обществе идет речь?! Откуда такие слова из арсенала буржуазной советологии и антикоммунизма?! Или вот здесь… «Во-первых, только при ней, — то есть при демократии, он хочет сказать, — становится возможной свободная мобилизация всех интеллектуальных ресурсов Системы для исправления ошибок Управления…» Видали, а?! Как по-вашему, что имеется в виду под ошибками? Что он хочет сказать? Разве мы не критикуем ошибок? У нас всемерно развивается самокритика. А, например, критика ошибок периода культа личности? Так зачем же эти крайности? Я всегда внушал ему: главное — это чувство меры. Как сказал Оскар Уайльд: «В вопросах существенных форма важнее содержания»… И потом… нет демократии вообще, она всегда носит конкретный… Я прервал его:

— Ну хорошо, а в чем же главная идея статьи? Концепция-то у него есть или нет?!

Он с непостижимой быстротой завертел руками перед моим носом:

— Есть! Есть… И это хуже всего!.. Я тоже сразу же сказал ему: «Ладно, ты меня не агитируй! Меня за свободу агитировать не надо, я всю свою жизнь отдал освободительной борьбе за мир и демократию! Поговорим серьезно. Объясни, что же ты хочешь доказать? Концепция у тебя есть?» —

Он мне на это и заявляет: «А ты статью-то прочел внимательно, до конца? Если ты прочел и ничего не понял, то я уж не знаю, что и думать!» — Нахал! Нахальство так отвечать отцу, а?! Я говорю: «Не знаю, зачем ты вообще мне давал ее читать, но если уж дал, то объясни концепцию»… Он говорит: «Я много размышляю над проблемами демократии и обратил внимание на следующий характерный факт. Я заметил, что подлинная демократия существует сегодня только в тех случаях, где в свое время была установлена абсолютная монархия! История, — говорит, — является для народа школой, где он усваивает, сознательно и бессознательно, множество стереотипов, неповторимая совокупность которых и представляет собой его политическую культуру. И эта культура не стоит на месте. Она развивается: от нуля — и до демократии! Но чтоб демократия восторжествовала, страна обязательно должна пройти ступень абсолютизма! Иначе не получается, весь исторический опыт доказывает это! Луи Каторз, Елизавета Английская. Ряд других. Я, говорит, первый открыл историческую роль абсолютизма! Лишь в недрах абсолютизма успевает сложиться и вызреть оппозиционная социальная сила!»… Нет, вы слыхали? В Сибирь захотел! Я говорю: «Ты же не выдержишь лагерей. Ты избалован, изнежен…»

Интерлингатор умоляюще прижал руки к груди, сунулся ко мне, судорожно схватил за лацканы пиджака:

— Как мне быть, Вадим, посоветуйте, прошу вас!

Я мягко отстранил его, встал и походил по комнате, чтобы он не мог опять вцепиться в меня. Игра его была столь неподдельна, горе, казалось, столь искренне, что я, честно говоря, почти готов был ему поверить.

— Так что же Тимур предлагает? — спросил я.

— Вот-вот! — закричал он. — Вот именно! Он предлагает ввести в России абсолютную форму правления! Это и есть его концепция! Абсолютизм в области политической и плюс углубление и развитие хозяйственной реформы в области экономической! Русский народ, по его мнению, не прошел культурной школы абсолютизма, индекс его политической культуры близок, как ни печально, к нулевой отметке — так дайте ж ему пройти эту школу!.. Я говорю: «Ты подо что же роешь, подлец?! Значит, опять царь?! Опять бояре с дворянами, так?! Реставрация? А где ж ты его найдешь, своего царя, кто его будет выбирать?! Верховный Совет?! Или, может, Учредительное собрание созвать?!» Он говорит: «Ну, не так примитивно… Я имел в виду, скорее, сам принцип э-э… ограничения Власти…» Я говорю: «Заладил: э-э, э-э, принцип, ограничение власти! Дурак ты дурак! Тебе уж за сорок, вон седина появилась, а все никак не поумнеешь! Ты что, неужели не понимаешь, что здесь полно таких, которые только этого и ждут! Широкие народные массы-то как твой лозунг расценят?! За реставрацию, вот как! Даешь царя! Императора! Им только скажи, такое начнется, ой-ой-ой! И тебя же первого на фонаре вздернут! Твой-то отец, скажут, кто?!»… Как вы полагаете, Вадим, я правильно рассуждаю?..

Я признал:

— В некотором отношении правильно.

— А как еще можно ему возразить, посоветуйте.

— Надо подумать… Можно посмотреть рукопись? Интерлингатор неуверенно отдал мне пачку. Несколько минут я перелистывал ее, читая по диагонали.

Он нетерпеливо крутился в креслице, ежесекундно выворачивая голову, чтобы увидеть, где в данный момент я нахожусь. Я оттягивал время…

— Вы знаете, Вадим, — наконец не выдержал он. — Я хочу сказать вам… Эх… Только это строго между нами… Я вам… как самому себе… Мы знаем друг друга столько лет… Э-э… даже не знаю, как сказать… Вы слушаете меня?..

— Да, я вас слушаю…

— Вы знаете, Вадим, строго между нами… в общем и целом… по большому счету… я полагаю… — Тут он выкатил на меня свои карие креольские глаза и зашептал: — Я полагаю, что… Тимур не так уж неправ! Вы слушаете меня?!

Я быстро кивнул, а про себя подумал: «Вот, вот оно, началось! Все-таки, значит, и ты, Брут!»…

— Послушайте, — продолжал он, пододвигаясь вместе с креслицем еще ближе ко мне. — Я сам часто говорил себе: Если бы, — говорил себе я, — в свое время Иосиф Виссарионович… позаботился бы… ну, понимаете о чем… Не понимаете?.. Я имею в виду о наследственной передаче власти! О законном, так сказать, наследнике, хе-хе-хе, — то сейчас бы и не было ничего этого, а? Чего бы не было? А не было бы ни XX съезда, ни разоблачений, ни Венгрии, ни Чехословакии, ни всех этих…диссидентов, будь они прокляты! Ничего не было бы! Все было бы ровно, спокойно, развитие совершалось бы непрерывно по восходящей линии, без срывов, отклонений, без ненужных дискуссий, и между нами — без борьбы за власть! Сколько расколов можно было бы предотвратить, сколько выступлений, самым пагубным образом повлиявших на общественное сознание, на мировое общественное мнение, не состоялось бы, если бы он решился быть до конца последовательным и сделать тот шаг, который логически вытекал из всей его предыдущей деятельности по созданию мощного централизированного государства, мировой державы, Мировой

Империи! Один только шаг: «Главой государства объявляю моего сына… или, там, мою дочь!» И все в ажуре! Народ был готов к этому. Установилась бы распрекрасная абсолютная форма правления! И вот, надо же, не решился! А он думал, я знаю, он думал об этом! Его отношения с женой, которую он сам застрелил, с детьми, на которых ему тяжело становилось смотреть, которых он почти начинал ненавидеть, едва лишь они подрастали. О, тут тонкая психология! Одно дело, к примеру, сказать: «Вот жена Иосифа Виссарионовича… А вот его дочка Света…», а другое дело сказать: «Ее императорское величество, их высочества сейчас будут!..» Верно?! Я знаю, он думал об этом. Его мучил отвратительный бытовизм, — я правильно употребляю это слово? — да, отвратительный бытовизм, содержащийся в этом: «жена», «дочка»… Он — вождь народов! И вдруг появляется какая-то рыжая девица, стреляет по сторонам глазами, все смотрят, хороши ли у нее ноги. Одно это способно разрушить Систему! А принцесса уже совсем иное дело! Он все последнее время терзался мыслью о том, что созданная им система неустойчива, что сразу же после его смерти вчерашние его ученики начнут тянуть кто во что горазд, как говорят русские, а начнут именно потому, что лишены в своих действиях единого главенствующего правового начала, каковым естественно может явиться лишь принцип передачи власти прямому наследнику… Эх, все было бы по-другому, все! И многие наши беды оттого, что мы не можем завещать нашим детям того, чем владеем сами. Кто-нибудь умрет, кто-нибудь из номенклатуры, смотрите: нередко отбирают ведь и квартиру, и дачу! Преемственность элиты нарушается!.. А отсюда и нехватка политической культуры, перебои в сфере демократии. А конфуз с бегством Светланы? Какой это удар для всех нас! Мне говорят: «Что ж это. вы за сыном недоглядели?!» А я отвечаю: «Да что уж тут говорить о моем сыне, когда самого… самого Иосифа Виссарионовича родная дочь деру дала!»… А ведь будь у нас принцип наследования, не уехала бы, да?..

Я не скрыл иронии:

— Так, стало быть, Тимур прав? Может, и в самом деле нам нужно пройти школу абсолютизма?

— Так я же и говорю! — Интерлингатор даже как будто немного обиделся. — Тимур ведь умница, в этом ему не откажешь. Только неясно, как начать. Я и сказал ему: «Сынок, милый, в принципе-то ты прав! Конечно! Но ведь страна-то какая, страшно браться! И не такие, как ты, себе шею ломали!»

Я расхохотался:

— Да, это уж точно! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Костей не соберешь!.. А вы бы посоветовали ему для начала опробовать свою концепцию на чем-нибудь поменьше! Провести, так сказать, эксперимент ограниченного масштаба. Ха-ха-ха! Почему бы ему, например, не избрать в качестве объекта какое-нибудь государство в Латинской Америке! А?! Ха-ха-ха! Вам не кажется, Вольдемар Вольдемарович, что Тимур рассматривал и такой вариант?!

— Не может быть!!!

— Вне всякого сомнения! Вот, смотрите, здесь как раз об истории Латинской Америки, которая «освободившись в националистическом порыве от чужеземной автократии, попыталась, минуя эру абсолютизма, не пройдя его культурной школы, воспроизвести демократические порядки США… Попыталась — и на протяжении полутора столетий так и не обрела ни стабильности, ни эффективности, присущих политическому „виду“ демократии»… Во как загнул! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Так что же, Вольдемар Вольдемарович, попробуем ввести абсолютную монархию в республике S=F?! А?! Ха-ха-ха! Кандидаты на престол у вас есть? Подготовьте-ка список! Как там у нас, в S=F, монархическая партия достаточно влиятельна?!

Его как подбросило, он даже схватился за ручки креслица, как бы испугавшись, что сейчас вообще взовьется под потолок:

— Конечно, конечно! — От усердия он еще больше выпучил глаза, покраснел и закашлялся. — Есть такая партия! Мы с вами, к сожалению, мало занимались этим вопросом, хе-хе, но она существует! У меня среди них имеются… э-э… друзья! Но это между нами. Мы приедем, я вас познакомлю. Супружеская пара, влиятельные журналисты. Я вам о них никогда не рассказывал. Дело в том, что смолоду я… за синьорой волочился… и, надо заметить, не без успеха! Я и не рассказывал, так сказать, из… скромности! Честь дамы! Не хотел компрометировать!.. А уж красотка была, пальчики оближешь! Вы увидите. Хотя сейчас уже не то… Годы… Из старой аристократической семьи. Парк, особняк, резные потолки, камины… Надо будет в случае победы революции постараться… м-м… уберечь… Ну-у, в особняке можно устроить музей… э-э… «дворянского быта»… А их, его и ее, при музее! Синьора, скажем, директором, а синьору — смотрительницей! Там, в парке, есть один флигелек, где я — скажу по секрету — провел блаженные, блаженные часы!.. Можно будет разместить их там, бывших хозяев… Мохамед говорит, что в Англии многие обедневшие владельцы родовых замков сами устраивают у себя музеи и пускают за плату посетителей. Так что им, я думаю, будет не обидно. Я сумею ей объяснить необходимость этого. Она, знаете ли, как говорится у русских — «с младых ногтей» сохранила ко мне пиетет. Знаете ли, революционер, заговорщик! Романтика! Даже хотела бежать со мною в Советскую Россию! Я в это время уже был женат здесь… на Розе…к сожалению… А о том, чтобы нам пожениться там, в S=F, ее родители, ясно, и слышать не хотели… Я — между нами говоря — потому-то и должен был оттуда смотаться… Не совсем конечно только поэтому, нет-нет, но одна из причин… Могли бы прихлопнуть, это у нас свободно. Народ — южный, горячий… М-да… О чем бишь я, как говорят русские… Так вот! Если мы хотим войти в контакт с монархической партией, я думаю, что через синьору мы это провернуть сумеем. Или через мужа — он у нее под башмаком, на меня хоть и косится, но пикнуть не может, принимает, угощает по первому разряду!.. Надо только будет заготовить предложеньица, компромиссные вариантики, альтернативки… Ходы мы найдем!..

Я ощутил, что всей этой собачатиной меня обволакивает как туманом. На какое-то время я даже забылся и стал мысленно взвешивать, насколько реальны возможности победы монархической партии в S=F. А тут еще это дурацкое совпадение: синьора, старая аристократическая семья, парк, особняк, — ведь все это мне лишь на днях снилось! Когда? Посмотреть в дневнике… Или Интерлингатор раньше уже рассказывал мне об этом? Но как у меня могла вылететь из памяти такая деталь?!..

Я вспомнил, что собирался подыграть им, и, соответственно, мне надо бы сейчас брякнуть какую-нибудь глупость, наплести вздору, но куражу совсем не было. Хотелось только одного: прервать поток Интерлингаторовской болтовни. Я вновь поднялся и грубо сказал, что голоден и хочу есть. Он, видно, тоже устал (интермедия была исполнена с напряжением), сперва от радости чуть не подпрыгнул (чревоугодие — главный его порок), а потом важно насупился: