Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Тому, что в Переяславле?
– спросил Вторыш.
– К сыну Мстислава Великого из Мономахова рода, - кивнул старик.
– По закону бы надо к Вячеславу в Туров послать, - вмешался староста Васята.
– У него Ольговичи киевский стол засели [237] , подвергли законного государя измёту.
– Мляв больно Вячеслав, - возразил седой Олдан.
– А племянник его Изяслав - герой.
– Каков из себя?
– спросил Вашковец.
– Ростом мал, - отвечал вестоноша, - а лицом хорош. Волосы кудрявые, борода круглая…
[237]
– Ай да князь!
– щёлкнул пальцами Орлай.
– Подступил он к Киеву, - продолжал Олдан, - а Игорь, клятвопреступник, вышел ему навстречу. Верил в преданность киевлян! А народ обманутый не встал за своего государя. И бояре-советчики, что подучивали оберечь Ратшу с Тудором, переметнулись к сильнейшему.
– А тысяцкий Улеб? А Иван Войтишич? А Лазарь Саковский? Верные слуги киевских государей!
– не поверил староста Васята. Видно, подолгу он живал в Киеве, всех бояр знал наперечёт.
– Даже Василий Полочанин, старец - в чем душа держится?
– тоже затрусил к Изяславовым знамёнам, - вскинул бесцветные глаза Олдан, и засветился в них огонёк его дальней юности.
– Мы, горожане, стояли на могиле Олеговой. Как увидел Игорь Ольгович вражеские знамёна в наших рядах… Другой бы наутёк, а он - нет! Раненым пардусом бросился на Изяслава, отчаянная голова! Да надлежало озерцо обойти, а проход был узкий между озером и болотом. Черные клобуки зашли в тыл, Изяслав напал спереди, вот и сбили крупную Игореву дружину в мяч [238] , как сокол сбивает галок. Сам-то Игорь Ольгович ногами слаб. Конь его в болоте увяз, а он слезть не смог, так и взяли, сердешного, под белы руки, восемь дней продержали в монастыре на Выдобичах, а после в Переяславль увезли и - в пору б!
[238] СБИТЬ В МЯЧ - увлечь за собой врага и напасть из засады.
– Государь… сидит… в порубе?
– ужаснулась Апрось.
– Нынче на великокняжеском столе новый государь - Изяслав Мстиславич, Мономахов внук!
– громко объявил вестоноша.
– Неужто все бояре изменили наследнику Всеволода? Ведь ещё при нем целовали крест!
– напомнил староста Васята.
– Не все изменили, - уточнил Олдан.
– Данило Великий, Юрий Прокопьич, Ивар Юрьич оставались верны. Они были пояты кметями Изяслава, да выпущены за окуп.
– А сын умершего государя Святослав Всеволодич?
– спросил Нечай Вашковец, заметно волнуясь.
– Ты знавал его?
– догадался Олдан.
– Служил среди его обережи в Киеве. Светлый молодой господин.
– Умом светел, - вздохнул вестоноша, - судьбою тёмен. Тоже был взят за приставы. Да новый государь к нему оказался милостив, отпустил, обласкал. Теперь сын Всеволода вокруг него ездит.
– Ну и дела!
– развёл руками кузнец.
– А брат несчастного Игоря, наш-то Святослав Ольгович, на воле?
– спросил староста Васята.
– Избег тесноты [239] ваш Святослав Ольгович, - кивнул Олдан.
– Устремился в Чернигов к двоюродным братьям Давыдовичам помоги на супостата искать. Те вроде обещали. Нынче он в своей вотчине Новгороде-Северском собирает рать. И вспоможенник
[239] ТЕСНОТА - заточение.
– Какой самый крепкий?
– спросил Вашковец.
– Суздальский Гюргий в старом немирье с племянником Изяславом, - объявил вестоноша.
– А нынче и того паче. Он с севера тянет руку Святославу Ольговичу. Прежде меж ними холод стоял, теперь же родственные узы выставлены на свет: оба на половецких сестрах были женаты.
– Так, так!
– вспомнил староста Васята.
Апрось заплакала:
– Опять немирье! Опять зыбёж!
Старик ссыпал в кожаную калиту содержимое шапки и поднялся.
– Благородному Лукашке на рубашку, - примолвил он, идя к своему коню.
– Мне ещё посветлу в Крутовражье надо поспеть, в Свенчаковичи да в Гостиничи…
Долгощельцы медлили расходиться, грустными глазами провожали вестоношу до окоёма.
– Усобица!
– мрачно прервал всеобщее молчание староста.
– Стало быть, жди от нашего князя позовника.
– А он уже недалече, - возвестил Род.
Все удивлённо обернулись к нему.
– Кто недалече? Что этот чужак мелет?
– рассердился Васята.
– Ты чего, Родислав?
– озаботился Нечай Вашковец.
– Агница беленой обкормила?
Выздоровевший битыш глядел в сторону, противоположную умчавшемуся Олдану.
– Добрый конь скачет!
– заметил он.
Лишь самый зоркий из всех, Орлай, углядел облачко пыли на окоёме.
– Ну и чужак!
– хлопнул себя по ляжкам Васята.
– С таким чужаком в походе - как с вожаком! Оставайся-ка с нами, парень, - обратился он к Роду.
– Женись на Агне, будешь наши глаза и уши.
Всем бы повеселиться такому лестному предложению, но стало не до веселья, когда разглядели близкого всадника. Вот уж богатырь так богатырь! Голова - ковуном, плечи - матицей, грудь - городницей [240] , глаза - навыкате, впереди летят. Кафтан под стать княжому бирючу - все петлицы с золотою тесьмой.
[240] ГОРОДНИЦЫ - срубы, набитые землей, стены из таких срубов.
– Здоровы ли, люди добрые?
– гаркнул он, не соскакивая с гнедой кобылы.
– Поздорову ли прибыл?
– спросил Васята.
– Я кликун вашего господина Святослава Ольговича!
– с ухарской гордостью сообщил прибывший.
– В нашем Северском уделе таких кликунов не видывали, - растерялся староста.
– Так глядите во все глаза!
– завопил новоиспечённый бирюч, - Я Огур Огарыш. Прибыл в Новгород-Северский из самого Киева. Споспешествую вашему государю киевских крамольников изводить под корень.
– А не самозванец ты?
– насторожился Васята.
– Кто этот человек?
– ткнул пальцем в старосту приезжий.
Долгощельцы обиженно зароптали.
– Ух-ух-ух-у-ух!
– прокричал филином чужак Род. И все взоры обратились к нему, - Ты, Огур Огарыш, не главенствуй сверх меры, - посоветовал юноша богатырю, - Тут тебе не гимнасий русской борьбы. Без правил намнут бока! Один богатырь, даже такой, как ты, десятка богатырей не стоит.
– Как знаешь меня?
– удивился Огарыш.