Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– И на сей кузне кузла [326] нет.
– Постереги коней, - велел князь.
– Мы с боярином взойдём в избу.
У хозяев был дом-пятистенка. В первой избе у печи за столом сидел смурый бородач. Со всей солидностью представились ему князь с боярином. Кузнец бровью не повёл на их знатность.
Назвался сквозь зубы:
– Васко Непейцын.
На просьбу подковать коня, помотал головой:
– Недосуг.
– На обещание щедро заплатить спросил: - Много ли?
[326]
– У кузнеца что стук, то и гривна, - задабривающе улыбнулся князь, кинув на стол гривну серебром.
Кузнец, сунув жалованье за голенище, выставил гостям жбан житного квасу. Потом растворил оконницу, увидел у подковочного стана Полиена с конём и сказал:
– Отдыхайте, только без разговору, нежеланные господа. Жёнку не разбудите с дочкой, - И вышел.
– Щедро ты одарил его, князь, - удивился Род.
– От безвыходности щедрость, - пояснил Иван Гюргич.
Тут в другой избе прозвенел долгий стон, не бабий, а девичий. Вот он сызнова зазвучал, вызвал глухие вздохи и причитания.
– Васко! Куда ж ты сгинул?
– огласил избу грудной вопль.
– Умудряет Бог слепца, а черт кузнеца!
– Муж - кузнец, жена - барыня?
– истиха пошутил Иван Гюргич.
В следующий миг обнаружилось, что тут не до шуток. Стоны достигли пронзительных высот, а кузнечиха взмолилась:
– Да помоги ж мне поднять её!
Князь Иван, не раздумывая, кинулся в другую избу, Род - за ним, то ли удержать, то ли помочь.
Ни того, ни другого он не успел. Остановившись в дверях, соединявших избы, понял: в доме тяжело болящая. Она лежала на высоком одре головой к окну. Волосы черным ореолом обрамляли бледный лик на большой подушке. Больная оказалась юницей редкой красоты, будто сошла с иконы, что видел Род в новгородском Богородичном храме. Бледность устрожала её лицо, но не портила. Маленькая черноглазая женщина хлопотала над ней, пыталась приподнять, чтобы дать испить, да не могла из-за резких метаний, бросающих больную со стороны на сторону.
– Отечик-огуречик! Матынька-дынька!
– лепетали непослушные губы. Однако большие глаза смотрели осознанно, больная была в полной памяти.
Она словно не замечала вошедших, зато черноглазая хозяйка глядела на них испуганно:
– Кто такие? Где мой человек?
– Князь с боярином остановились у вас.
– Пояснил Иван Гюргич.
– Твой человек нам коня подковывает.
После этого мать, как и дочь, перестала на них обращать внимание.
– Русана! Русаночка!
– приговаривала мать, пытаясь поднять больную одной рукой, а другой держала питье.
Князь Иван помог ей, потом положил ладонь на высокий лоб девушки и отёр руку о край корзна.
– Лихоманка, - определил Род.
– Ни знахаря, ни лекаря, - пожаловалась хозяйка.
– Злосчастная страна!
– Ты гречанка?
– полюбопытствовал князь Иван.
Женщина не ответила. Вошёл кузнец в копоти и в поту.
– Как она, Евстолия?
– дрожа голосом, спросил он и с крутым неудовольствием зыркнул на гостей.
– Конь вас ждёт.
– Осмотреть дочку не дозволишь ли?
– спросил Род.
– Конь вас ждёт!
– закричал кузнец.
– Зря ты так,
Но хозяином овладел такой внутренний пожар, что оставаться в избе стало невыносимо.
На дворе Род сказал князю:
– Лихоманка заразна. Омой руки, Иван Гюргич.
– Что там, пустяки!.. А до чего ж хороша! Не простолюдинка - королевна! А кузнечиха - неведомых кровей чага. Да кузнец дурень. Ты бы смог исцелить их дочь?
– Говоря это, князь оседлал подкованного коня и уже скакал рядом с Родом и Полиеном.
– Ты бы, я мыслю, спас Русану, - продолжил он, - Такую диву не спасти грех. А я бы взял её в Суздаль. Да туда же велел бы доставить твою Улиту. Сыграли бы сразу две свадьбы, а? Что молчи
– Воин-мечтатель! Ушам не верю, - откликнулся Род.
А все же приятно было слушать такие речи. И не верил он не ушам, а судьбе, у коей редко благие мечты сбываются. А князь тем временем как помешанный рассуждал и вздыхал о больной Русане.
Догнали сторожевой отряд. К ночи въехали в деревянный лесной городишко, даже без окрепных стен, с лёгким тыном поверх переспы.
– Что за город?
– спросил Полиен у встречного мужика.
Тот вёз сено на двух берёзах, которые волоком тянул сивый мерин.
– Колтеск, - ответил мужик.
– Последний мой город, - вслух высказал князь Иван непонятные окружающим слова. Почему последний?
Ночью Рода вызвали в большой дом, где остановился Ольгович. Сам бывший северский властитель вышел к нему и велел следовать за собой. Они взошли в повал ушу. Там на волчьих шкурах под шерстяным покрывалом в мокрой рубахе лежал князь Иван. Тройчатый свешник прибавлял духоты.
– Вот… Род… чем одарила меня… красавица, - пролепетал Гюргич.
– Лечец грек Истукарий смотрел его, - сообщил Святослав Ольгович.
– Сказал, сыпная болезнь - то ли красуха, то ли краснуха. А снадобья в походе у него нет, готовить не из чего.
– Посветите поближе, - склонился к одру выученик Букала, - А ты, Иван Гюргич, раскрой рот пошире. Говорил тебе: омой руки… - Выпрямившись, юный ведалец произнёс: - Воспаление зева.
– И обратился к дрожащему у одра Пол иену: - Объезжай селенья в округе, поищи знахарей, попроси у них жабную траву. Они знают. Её ещё называют клопец.
– Ох, горюшко моё, горе!
– взялся за голову Святослав Ольгович.
– Жаба - болезнь заразная, - сказал Род.
– Никому сюда не велю входить. Двое попеременно останутся у одра: я и… назначь, государь, кого…
– Себя, себя!
– ударил кулаком в грудь кутырь.
Вот уж когда воистину Род ушам не поверил. Ни сам он, ни Полиен отговорить Ольговича не смогли. Так и ушёл почивать сиятельный доброволец, готовясь с утра заменить своего напарника.
– Милый ты мой, - шептал, благодарно глядя на земляка, Иван Гюргич.
– Ой, подай, поскорее подай посуду… - Его сызнова рвало. Тошнота сменялась рвотой. Весь он горел и в то же время трясся в ознобе.
– Лихоманка!
– подтвердил Род, когда они остались одни. И, весёлостью пытаясь отвлечь болящего, продолжил: - Лихоманка - одна из двенадцати сестёр Иродовых, коих имена трясуха, гнетуха, желтуха, бледнуха, ломуха, знобуха, маяльница, дряница, трясовица, студёнка, врагуша…