Кровь Дезидерия
Шрифт:
Мой взгляд опускается к его груди. Лужи почерневшей крови стекают вниз, и острие лезвия проглядывает всего в нескольких дюймах от моей собственной груди. Секунду спустя серебряное острие исчезает, так как собирается еще больше крови, и чудовищное существо с глухим стуком падает на землю.
Моя грудь поднимается и опускается в глубоком ритме, звуки моего дыхания заполняют тишину. Легкая дрожь пробегает по моему телу, когда я крепче сжимаю клинок в кулаке, сжимая его так сильно, что начинаю выгравировать его замысловатый рисунок на своей ладони. Желая вонзать кинжалы в
Я чувствую, как глаза впиваются в мое лицо, бросая мне вызов. Не раздумывая ни секунды, я отталкиваюсь от стены и поворачиваюсь, мое тело протестует против острой боли, распространяющейся по ребрам от раны, когда я врезаюсь в твёрдую как камень массу мышц. Я научилась принимать боль, какой бы ужасной ни была рана. Мой отец хорошо научил меня, когда дело доходило до этого.
Мои глаза фокусируются и останавливаются на мужчине. Я игнорирую тепло, просачивающееся из его тела в мое, и боль, пронзающую мои ребра, когда я наваливаюсь на него всем своим весом. Поднимая руку и целясь ему в горло, я позволяю своему лезвию прижаться к его пульсу, чувствуя его трепетание. Его шея сопротивляется моему кинжалу, поскольку он, должно быть, до боли вонзается в его кожу. Я почти жажду пролить немного его крови.
Его лицо скрыто тенями от капюшона, как будто я смотрю в черную бездну. Моя рука исчезает в нем, но я знаю, что держу клинок у его шеи. Он не сумасшедший, как тот мужчина раньше. Его кожа не ледяная. Здесь нет отвратительного запаха, просто что-то пьянящее, что я, кажется, не могу определить. Что-то греховное, обволакивающее меня, зовущее меня. Кровь в моих венах слегка гудит от нашей близости.
Звук потрескивания отвлекает мое внимание от мужчины передо мной на долю секунды, сосредоточившись на безжизненном теле, распростертом на земле. Из его невидящих глаз начинает сочиться дым, а затем все его тело превращается в пепел. Шок пронизывает меня при виде этого. Как это возможно?
Дышать становится немного трудно, когда я возвращаюсь к своей другой угрозе.
— Кто ты? — Спрашиваю мрачным тоном, надеясь, что это не покажет, как сильно он на меня влияет. То, как мое тело пробуждается к жизни.
Из его горла вырывается глубокий смешок, вибрации которого проходят через мой нож в мою руку, вызывая мурашки по каждому дюйму моей кожи.
— Разве, ты это хочешь знать, — говорит он голосом, от которого у меня учащается пульс.
— О. Очевидно, ты мудак, — невозмутимо говорю я. Я понятия не имею, откуда берется эта моя холерическая сторона, но его присутствие влияет на меня сильнее, чем я хочу признать или даже могу понять. Это раздражает.
Его пульс остается ровным рядом с моим клинком, даже не дрогнув. Как будто находиться под острием ножа для него не ново, или, может быть, он просто не боится смерти. Приносит ли она ему сладкое облегчение, как мне? Наполняет ли темнота его порочными желаниями? С другой стороны, кажется, он может контролировать тени, скрывая свое лицо. Итак, мне интересно, слышит ли он сладкую песню тьмы, но, и возможно,
Между нами повисает тишина, когда он позволяет моим словам раствориться в ничто. Не отвечая, не подтверждая, не отрицая. Но я думаю, что ответ ясен.
Я приподнимаюсь на цыпочки и сильнее прижимаюсь к нему.
— Скажи мне, почему я не должна убить тебя прямо сейчас, — шепчу я.
Я не вижу его глаз, но я чувствую их. Вонзающиеся в меня кинжалы с заостренными концами. Я не думаю, что он ответит мне снова, но затем его голос прорезает тишину:
— Ты этого не сделаешь, — уверенно говорит он.
Гнев вспыхивает глубоко внутри меня от его слов. Я сильнее прижимаю острый нож к его шее и слышу слабое шипение, срывающееся с его губ. Я не могу скрыть яд в своем голосе.
— Ты не знаешь, что я могу сделать.
Я собираюсь еще сильнее прижать свой кинжал к его горлу, но в тот же момент он хватает мои запястья и разворачивает нас, прижимая меня спиной к стене и прижимая запястья над моей головой. Его крупное тело заключает меня в клетку, накрывая нас куполом теней, сливаясь с ночью.
— Ты не убьешь меня, потому что у тебя не было ни единого шанса, маленький демон, — рычит он.
Кого он называет маленьким демоном? И все же это имя манит мою разбитую душу.
Желание сорвать с него капюшон пронзает меня. Как будто он может прочитать мои мысли, его хватка на моих запястьях усиливается до синяков. Его другая рука в перчатке поднимается и берет мой кинжал с серебряной и черной гравировкой, поднося его близко к моему лицу. Острый край покрыт красным пятном, окрашивающим блестящее лезвие в темно-багровый цвет.
Я порезала ему шею. При этой мысли расцветает глубокое удовольствие, за которым следует оттенок сожаления.
Он подносит мой стальной клинок к моей собственной шее и поворачивает руку, чтобы приложить прохладную плоскую сторону к моему горлу, отстраняясь и вытирая об меня свою кровь.
— Злобный маленький демон, — рычит он, пятная меня моим собственным злодеянием. Как только его кровь окрашивает мою кожу, его движения замирают. Но только на мгновение, когда он проводит острием моего кинжала вниз по моей шее, проводя по краю моего ожерелья. Капюшон, закрывающий его голову, слегка откидывается, как будто ему любопытно. Стук моего сердца эхом отдается в ушах, я не уверена, что делать. Я должна быть напугана, пытаясь убежать, спасая свою жизнь. И все же я остаюсь в его власти, желая увидеть, что он сделает дальше, бросая ему вызов.
Отбрасывая нож, он прижимается своим закрытым капюшоном лицом к моему уху.
— Тебе не следовало бродить по темным переулкам в одиночку, он бы убил тебя.
Его дыхание касается раковины моего уха, прежде чем отстраниться, так что мы оказываемся лицом к лицу. Даже на расстоянии нескольких дюймов друг от друга я не вижу ничего, кроме черноты.
Дрожь пробегает прямо по моему позвоночнику, заставляя мое тело хотеть выгнуться навстречу ему. Я отталкиваю этот импульс, напрягая мышцы.