Кровь Дезидерия

Стюббе Али

Я позволяю остальным моим мыслям угаснуть, когда я впитываю тихую ночь. Ни одна душа не должна бодрствовать. Ни щебета птиц, ни стрекота сверчков, выдающих себя, только завывание ветра между ветвями деревьев и мое собственное ровное сердцебиение.

Но все это заканчивается, когда пронзительный крик прорезает безмолвный воздух.

Мое сердцебиение ускоряется, когда я поворачиваю шею в сторону звука.

Ничего.

Я вскакиваю на ноги и бегу по крыше туда, откуда доносился звук. Пробиваясь сквозь ветер и спрыгивая на нижнюю секцию крыши, я останавливаюсь,

когда достигаю другой стороны, слушая, как ночь снова становится тихой. Мои уши напрягаются, ожидая возвращения звука.

Еще один крик эхом разносится в ночи, доносясь снизу, из замка. Моему разуму требуется всего мгновение, чтобы осознать, что он в гостевом крыле.

Я хватаюсь за выступ, зацепляюсь пальцами за канавку и перекидываю свое тело, зависая на секунду, прежде чем упасть на внешнюю террасу комнаты. Мои ботинки с глухим стуком ударяются о камень.

Розы и мед поражают меня. Эмма.

Хныканье наполняет комнату, когда я вхожу через отверстие, направляясь прямо к ее кровати, где я вижу, как беспокойно двигается ее тело. Она спит. Мои глаза сканируют ее комнату, но она одна.

Я снова смотрю на нее сверху вниз. Еще один вопль срывается с ее губ, когда она вцепляется когтями в шею и грудь.

Кошмар.

Я остаюсь рядом с ней, вижу, как ее каштановые волосы рассыпаются по подушкам, как пот увлажняет ее фарфоровую кожу, пока она кутается в комок своих простыней. Я решаю попытаться разбудить ее, когда еще один стон агонии срывается с ее губ. Но затем я вижу что-то, что останавливает мои движения. На ней все еще это ожерелье, как будто она не может с ним расстаться.

Но это не то, что действительно привлекает мое внимание.

Я наклоняюсь ближе, чтобы осмотреть ее подбородок, и вижу черный отпечаток руки, покрывающий ее кожу там. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его, и как только кончик моего пальца касается его, комната исчезает.

Меня затягивает в водоворот небытия. Когда мое затуманенное зрение приспосабливается, мои глаза позволяют мне видеть окружающее.

Я вижу ее.

Эмма.

Она на коленях, ее губы окрашены в синий цвет, поскольку тени держат ее в своих объятиях. Я начинаю делать шаг вперед, чтобы помочь, но не могу. Мои ноги примерзли к земле, как у статуи. Я вижу, что происходит, но не могу вмешаться… Как будто меня на самом деле здесь нет.

Я складываю руки рупором у рта и выкрикиваю ее имя. Ничего не происходит. Мой голос слышен только моими собственными ушами.

Мой пульс бешено колотится, когда я осознаю, что происходит. Она задыхается, когда тени принимают форму длинного, острого лезвия, проходящего прямо через ее грудь. Снова и снова.

Я беспомощно наблюдаю, как ее крики становятся тише, когда она приходит в себя. Я ничего

так не хочу, как просто разбудить ее. Разбудить ее от этого кошмара.

Когда я пытаюсь снова выкрикнуть ее имя, ее глаза распахиваются, но бурного серого цвета, который обычно подчеркивал ее лицо, больше нет. Они превратились в бездушные черные впадины, в то время как ее вены темнеют.

Что. Это. Блядь.

Она выглядит точно так же, как Испорченная, но не дикая. Мой рот приоткрывается от этого зрелища.

В следующий момент от нее отскакивает последний крик, из нее вырывается черное пламя, и вся пустота распадается на ничто.

Внезапно я возвращаюсь в ее комнату, нависаю над ней, положив руку ей на подбородок. Она избавилась от своего кошмара, но еще не проснулась.

Ее грудь поднимается и опускается, как обычно, когда ее тело расслаблено. Я выпрямляюсь, смотрю на нее сверху вниз и хмурю брови. Почему она превратилась во что-то, что выглядит так же, как Испорченные? Она часть их? Это ее секрет? Почему она скрывалась? Чтобы править ими? Я знаю, что она не одна из них в полной мере, иначе она была бы увлечена убийствами и не спала бы крепко, посещала балы и пряталась за чтением.

Я не могу выкинуть из головы образ черных вен и смертоносных глаз, даже когда вижу ее длинные загнутые ресницы и несколько веснушек, усеивающих ее нежное лицо. Черная метка на ее челюсти полностью исчезла, стерта с лица земли.

Я начинаю сомневаться в том, что я видел, но я знаю, что это произошло. Так много вопросов продолжают всплывать на поверхность. Я планировал никогда больше не разговаривать с ней, позволить ей вернуться ко двору и разойтись до конца наших долгих жизней. Но теперь я не уверен, что делать.

Я инстинктивно хватаюсь за кинжал, который спрятал в сапоге. Я должен убить ее сейчас. Я мог бы использовать свои силы, но если она одна из них, она не была бы достойна такой легкой смерти. Она заслуживает того, чтобы истечь кровью.

Я поднимаю кинжал и приставляю кончик лезвия к ее шее. Моя совесть кричит мне остановиться, потому что есть шанс, что она может быть ключом к распространению Проклятья. Я хочу прогнать эту мысль, но она не дает мне покоя. Она беспокоит меня настолько, что я раздуваю ноздри от разочарования и засовываю нож обратно, надежно пряча его в сапог.

Я бросаю на нее один долгий взгляд, прежде чем снова раствориться в ночи.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Эмма

Я просыпаюсь от солнечного света, струящегося в мою комнату из-за облаков. Сегодня не так мрачно, но слой тумана все еще покрывает деревья, словно дым, колышущийся в такт знойной песне, которая легко скользит по воздуху.

Я сажусь и оглядываю комнату. В воздухе повисает успокаивающая тишина, когда я делаю глубокий вдох. Я чувствую себя… отдохнувшей.