Кровь героев
Шрифт:
– Степное колдовство. Колдун смертник. Давно такого не видел. Почему так близко подпустили?
– Думали, что это ты.
Белоян перестал разглядывать терем, перевел взгляд на богатыря.
– На меня походил? Сильно?
Гаврила в замешательстве потрогал рукой одежду и, не стесняясь, дотронулся до морды. Волхв фыркнул.
– Как две капли... Сделай чего-нибудь.
– Чего-нибудь тут не нужно, - без улыбки ответил волхв, - тут думать надо.
Он подошел поближе. Вытянув перед собой ладони, обошел вокруг терема. За ним потянулись все, кто остался во
– Ну, что?
– спросил сразу за всех Гаврила. За его спиной люди разом вздохнули.
– Плохо дело...
Что Избора, что Гаврилу от этих слов словно холодом обдало. Никогда они не слышали такого слова от волхва. Поняли бы, если б тот сказал что-нибудь о том, что тяжело будет или наоборот - раз плюнуть такое колдовство перешибить, а чтоб вот так вот - нет. Слишком простой ответ - по-другому никак не понять. Плохо... Это в его устах звучало та - могло бы хуже, только уж некуда.
– А "Паучья лапка"... Талисман наш заветный?
– Умен ты, Гаврила! Если б не ты, никто на Руси и не вспомнил бы, что талисман имеется, - зло оживившись в полголоса сказал волхв.
– Память-то тебе не отшибло на княжеской службе?
Гаврила, не понимая Верховного волхва, все же отрицательно мотнул головой.
– Тогда помнить должен, что талисман-то наш в ковчежце заговоренном и закрытом лежит-полеживает...
Гаврила кивнул.
– А ковчежец знаешь где?
И без слов волхва стало все понятно. Не хотел богатырь, но у него как-то само собой из горла страшным шепотом вырвалось:
– Так это что, навсегда?
Они стояли вплотную к стене и к лиловому киселю, облепившему стены, чуть носом не тыкались.
Белоян смотрел сквозь него и богатырь отчего-то почувствовал, что только что сказал какую-то глупость. Морда у волхва дернулась - то ли собрался улыбнуться да раздумал, то ли наоборот - выругаться не решился.
– "Навсегда" только в сказках. В жизни даже смерть, бывает, не навсегда.
За спиной Гаврилы загомонили дружинники:
– Так говори, давай, что делать. Мы за князя любого в щебень, в песок, в мелкую стружку.
– Успеете еще. Шапку кто-нибудь дайте. Поплоше...
Шапки он не дождался - кому это в голову взбредет свою шапку плохой обозвать.
– Тогда самолучшую, - сообразил волхв. И ему тут же потянулись руки. Он взял первую попавшуюся и отошел на несколько шагов, оглядывая верхний поверх. В этот раз Гаврила ничего на его морде не прочел. Белоян внимательно оглядел оставшихся, вздохнул, словно сожалел о чем-то.
– Если жизнь дорога - в терем не соваться.
– А...
– А кто сунется вот так и будет.
Шапка вылетела из руки и едва коснулась стены, вспыхнула и до земли долетела уже черным пеплом.
– До утра буду думать...
Он развернулся и, не говоря ни слова, не
Глава 5
Избора разбудил не шум - тишина этого утра ничем не отличалась от тишины вчерашнего восхода: то же птичье чириканье, те же далекие петушиные выкрики, шелест листвы во дворе. Открыть глаза его заставило какое-то напряжение, витавшее в воздухе. Что-то готовилось свершиться. Прямо сейчас... Несколько мгновений он лежал, вспоминая вчерашнее.
После ухода Белояна те, кто остался во дворе, собрались и пересчитались. Их осталось двадцать шесть человек. Все, кроме пинских гостей - из младшей дружины. Вежливость новиков дорого обошлась киевскому князю. Прояви те гордыню, может быть сейчас на их месте стояли бы настоящие богатыри.
Они, словно оставшиеся без присмотра дети, долго спорили, но толку не случилось. Все хотели дела, но даже те, кто рвал глотку и требовал, чтоб прямо сейчас все начали что-то делать не могли сказать, что же именно и кому надо делать. Поняв, что ничем это не кончится, Гаврила прекратил базар, разогнав всех, и пошел к волхвам. У богатырей свои дела богатырские, у волхвов свои - волхвовские. Ушел и - пропал.
Избор оглянулся. Хозяина и сейчас в комнате не нашлось. Только лежала на лавке аккуратно свернутая шкура.
Не ночевал.
Волхвы, похоже, оказались хорошими собеседниками.
На другой лавке сладко сопел в две ноздри хазарин. Этому все нипочем.
Отодвинув створку окна, воевода выглянул.
Совершенно беззвучно по улице, залитой густым туманом, один за другим двигались волхвы. Каждый нес в руке ветку и лукошко. Их шаг был легок, словно у выходивших на охоту хищников. Так оно вообщем-то и получалось. Они впрямь шли на охоту. На охоту за правдой.
То, что вершится в тишине, вполне может оказаться тайной, в которую не стоит совать нос, но Избор считал по-другому. Его взгляд не мог помешать друзьям, а врагов он не боялся.
Да волхвы и не скрывались.
Благообразные старцы в торжественных белых одеждах шли один за другим в молчании. Когда последний из них сгинул в тумане, откуда-то сбоку послышался голос Гаврилы, наблюдавшего за всем этим со двора.
– Гадать пошли. Белоян большое гадание затеял.
Избор промолчал.
– Своим умом не обошлись, - с горечью продолжил Гаврила.
– Не только у вас, выходит, волхвы никуда не годятся... А ведь воображают из себя!
Избор понял, что Масленников хотел пойти с волхвами, только не взяли его. Оттого и горечь в словах.
– Глупостей не говори. Ты от кого ответа ждешь? От меня? Я тебе ничего не скажу. От товарищей своих? И те ничего путного не придумают. Только на волхвов и надежда.
Гаврила покаянно вздохнул.
С рассветом оставшиеся богатыри сами собой начали собираться во дворе зачарованного терема. Бродили там, негромко поминая волхвов. Купол, что накрывал его, словно шапка дорогую монету не стал ни прозрачней, ни меньше. Чем выше поднималось солнце, тем злее становились воины.