Кровь и Огонь
Шрифт:
Почётный караул, желавший ему доброго пути, состоял из меня, Кинерика и рыцарей дома верховного маршала, облачённых в церемониальные табарды.
— Магистр ордена. — Я склонил голову, прощаясь. Кинерик поступил также.
К бедру Экене цепью из чёрного металла был привязан отполированный череп убитого нами орочьего вожака. На нём рунами вырезали моё имя, как и имя Кинерика рядом со знаком самого Дубаку. Воистину
— Это может показаться таким незначительным, — улыбнулся Лев, — грандиозная месть там, где погибли мои братья. Но это не так. Спасибо, спасибо вам обоим.
Кинерик промолчал и согласно склонил череп-шлем. Я же не смог удержаться от прощальной нотации.
— Месть не может быть незначительной, магистр ордена. И всё же иногда стоит ударить, приняв помощь верных братьев.
Он сложил руки символом крестоносца:
— Я запомню это.
Время течёт, и я искренне надеюсь, что его усилия по воссозданию Небесных Львов и подготовке следующего поколения проходят успешно.
Больше мы никогда не встречались. Экене поклялся жизнью защитить то, что осталось, а Чёрные Храмовники всегда двигаются вперёд, чтобы атаковать.
Третье и последнее событие достойное упоминания произошло прямо перед тем как «Вечный Крестоносец» покинул орбиту Армагеддона. Я в одиночестве стоял, опираясь на поручень, возле огромного окна в зале Первого воззвания и смотрел на пылающий, несчастный и бесценный мир внизу.
Я не обращал внимания на шаги сзади до тех пор, пока не понял, что идут двое, но только у одного из них гудит силовая броня.
Я обернулся и увидел Кинерика, который сопровождал человека, державшего руки в карманах. Люди не заходят сюда. Я не мог вспомнить, когда кто-то из них был здесь в последний раз. Но казалось, что вошедшего совсем не впечатлило происходящее, и он смотрел не на реликвии, а только на меня.
— Эй. Да, вы. Я не умер, ясно? Вы сами видите это очень хорошо. Вернитесь и вычеркните моё имя, да? Я требую, чтобы вы сделали это.
Кинерик повернулся к выходу, выполнив обязанности сопровождающего, и оставляя меня в крайне неловкой ситуации. На нём был шлем и я не видел, какое у брата выражение лица, но подозреваю, что его забавляло происходящее.
А меня — нет.
— Твоё имя попало в списки убитых, — абсолютно искренне ответил
Стройный легионер зачесал пальцами волосы на голове назад и прищурился… Не знаю, какое чувство или эмоцию он хотел показать. Гвардеец выглядел рассерженным или огорчённым или возможно изумлённым.
— Мне спеть или станцевать в вашем музее, чтобы вы поняли, что я жив?
— Прошу тебя не делай ничего подобного.
— Нет? Отлично. Значит, я вычеркну своё имя сам. И тогда может быть мне снова начнут платить жалование, а? Вы знали, что после того как вас вносят в списки убитых, то прекращают выдавать зарплату? Теперь у меня имя героя, но нет денег. Ваш брат Кинерик привёл меня к вам. Он сказал мне, что вы всё исправите.
Вокруг нас задрожал корабль.
Глаза Андрея расширились от изумления.
— Нет, — произнёс он, как если бы человек мог сказать всего одно слово и остановить неизбежное. — Нет, нет, нет. Корабль движется. Это неприемлемо. Если я улечу от войны, то меня расстреляют за дезертирство, и я на самом деле умру. И, — продолжил он глядя мимо меня на планету внизу, — мне так и не заплатят.
Как его могут расстрелять за дезертирство, если поблизости нет его полка? Я не понимал ход его мыслей и не знал, что сказать. Поэтому молчал.
— Остановите корабль, хорошо? — Он потянулся за защитными очками на шлеме. — Да. Сделайте это, пожалуйста. Я извиняюсь за свои сердитые слова.
«Крестоносец» снова задрожал. В десятках палубах от нас тысячи рабов загружали топки, запуская огромные приводы двигателей. Мы уже покинули высокую орбиту. Звёзды начали двигаться.
— Если ты побежишь, — предложил я, — то можешь успеть в ангар с шаттлами. Я распоряжусь по воксу, чтобы тебя пропустили.
Андрей кивнул, его глаза заблестели, и он начал пятиться к выходу.
— Да. Пропустили. Это будет хорошо, а? Где ближайшие шаттлы?
— Примерно в двух километрах отсюда, если двигаться по главной магистрали вдоль центрального хребта корабля.
Он остановился и побледнел:
— Пожалуйста, скажите, что вы шутите.
— Можешь начинать бежать, капитан.
Он посмотрел на меня, покачал головой в едва уловимом человеческом изумлении, которое я не смог до конца понять, и бросился бежать.