Кровь и память
Шрифт:
— Ступай выясни, что случилось! — велел он своему пажу, прерывая оживленный разговор с конюхом о новом жеребце, поступления которого ожидали со дня на день.
Юноша, не привыкший к общению с королем, посмотрел на него полными страха глазами, не зная, то ли сначала отвесить поклон, то ли сразу бежать выполнять поручение. В конце концов, он попробовал сделать и то и другое одновременно, но получилось неуклюже. Вернувшись, бедный паж, заикаясь, доложил, что нарочный доставил послание лично для его величества.
Селимус подошел к стражникам,
— У вас для меня пакет?
— Да, ваше величество, — ответил старший из них, и несколько раз подобострастно кивнул, так как разговаривал с самим королем.
— Тогда дайте его мне! Я не могу стоять здесь целый день!
— Видите ли, сир, канцлер Джессом отдал распоряжение, чтобы все…
Селимус был по натуре вспыльчив, к тому же его одолевала скука — очень опасное сочетание. Ему не терпелось оседлать нового скакуна, не терпелось поскорее сбросить с себя руги ну государственных дел, свалившихся на него после возвращения из Бриавеля. Пакет, при всей его незначительности, позволял хоть немного отвлечься от рутины. Мгновение — и король взорвался как пороховая бочка.
— Мне наплевать, какие распоряжения дал вам мой канцлер! — рявкнул он. — Немедленно принеси пакет или, да поможет мне всемогущий Шарр, ты до конца своих дней будешь чистить в казарме нужники… после того, как я велю укоротить тебе ноги!
Солдат, никак не ожидавший, что его слова спровоцируют вспышку королевского гнева, испугался. Любые возможные неприятности со стороны канцлера выглядели сущими пустяками по сравнению с тем, чем пригрозил король. Он подозвал привратника и, склонившись в поклоне до самой земли, передал пакет Селимусу. Лицо его заливала краска — подумать только, какой позор он только что пережил в присутствии своих подчиненных!
— Приношу глубочайшие извинения, ваше величество. Ваше слово для меня закон, — произнес он, спасая остатки собственного достоинства.
— Вот именно, — сухо ответил Селимус. Гнев его пошел на убыль. — В любом случае, это какая-то пустяковина. Мне должны были доставить новые путы для моего сокола. Скорее всего это они и есть, — солгал он, пытаясь угадать, что внутри свертка. Неужели то, что он всей душой мечтал увидеть?
— Так точно, сир, — произнес начальник караула и вновь поклонился едва ли не до самой земли.
Король взял пакет и удалился, чтобы продолжить разговор с начальником королевской конюшни, как будто ничего не произошло. Глядя ему вслед, солдат облегченно вздохнул.
Селимус положил в рот очередной кусочек пирожного и улыбнулся. Впрочем, выражение его лица оставалось холодным и злобным.
— Прощай, Корелди, — прошептал он. Интересно, когда именно был отрезан палец, до или после смерти? Лучше бы до. В таком случае наемник понял бы, что это заказное убийство, и приказ исходит от него, Селимуса.
В дверь покоев постучали. Наверно, Джессом с докладом. Селимус прикрыл палец куском холста и закрыл на ларце крышку.
— Войдите! — крикнул он.
На пороге возник канцлер, как всегда,
— Доброе утро, сир. Я бы просил вас, если не трудно, подписать кое-какие бумаги.
Джессом заметил, что король еле скрывает радость. Ему доложили, что в замок доставлен некий пакет, но он еще не уловил связи между тем и другим.
— Я избавился от него, Джессом.
— От кого, ваше величество? — рассеянно спросил канцлер и, положив бумаги на стол, принялся аккуратно раскладывать их перед королем.
— От Корелди, разумеется, от кого же еще. Не хотите взглянуть? — С этими словами он подтолкнул к канцлеру небольшую шкатулку.
Джессом тотчас ощутил прилив радости. Молодец, сделала свое дело! Тем не менее он постарался придать лицу невозмутимое выражение, чтобы ублажить короля, а затем изобразил удивление.
— Что здесь, ваше величество? — спросил советник, глядя на шкатулку, но не осмеливаясь взять ее в руки.
— Открой и посмотри сам.
Джессом повиновался. Он аккуратно приподнял кусок холста и на мгновение театрально замер — всего на мгновение, потому что иначе его величество соизволил бы разгневаться.
— И? — спросил король. В его голосе уже чувствовалось легкое раздражение. — Твой человек сделал свое дело.
Джессом осторожно вернул крышку на место.
— Похоже, что да.
— Ты что, не хочешь разделить со мною радость? — Селимус по-настоящему рассердился.
— Ну что вы, ваше величество, собираюсь, как же иначе. Я в восторге оттого, что вы достигли желаемого. Я для того и состою при вас, чтобы исполнять все ваши повеления.
Селимус пропустил льстивые речи мимо ушей.
— А твой человек?
— Гм, — Джессом сделал вид, будто занят бумагами. Ему не хотелось отвечать на вопрос короля. Канцлер знал эту женщину под именем Лейен и знал, что она вряд ли обрадуется, проведав, что он рассказывает о ней посторонним людям, пусть даже королю. — Вот эти бумаги — самые безотлагательные, ваше величество.
Селимус раздраженно смахнул бумаги на пол.
— Джессом, я вижу, ты не хочешь сказать мне, кто этот человек.
— Неужели, ваше величество? Ничего подобного!
— Тогда назови мне его имя.
— Сир, мы уже обсуждали раньше этот вопрос. Мне бы не хотелось втягивать вас в дела, которые могут повредить вашему доброму имени. Скажи я вам имя убийцы, и вы тут же станете частью заговора.
— Но я ведь и без того часть заговора! — Король злобно сощурил зеленоватые глаза.
Джессом знал, что с Селимусом шутки плохи, особенно, в такие минуты, как сейчас. Король капризен, властолюбив и жесток, в его характере немало таких черт, которые менее тонкий человек счел бы проявлением недалекого ума. Последнее, однако, не соответствовало истине. Джессому было прекрасно известно, что король наделен острым умом, злым языком и совершенно лишен сострадания. Редко что ускользало от его внимания, а потому как в словах, так и в поступках следовало соблюдать особенную осторожность.