Кровь и Пламя
Шрифт:
Освобожденные гномы пришли в явную оторопь от нашего спокойствия, четкости действий, грубой заботы, привычности и некоем равнодушии. Никто не бросался на них с расспросами, никто никуда не тащил, не угрожал, ничего вообще от них не хотел, но при этом и не бросал их позади. Однако я еще не встречал среди Подгорного народа «вялых» представителей сей расы. Коротышки пробивные, где надо у них и нахальства и напористости куда больше чем у людей.
— Мир очагу вашему — в дрожащий свет от костра вступил седобородый костистый гном, рядом с ним встал другой, чуть постарше, с лицом похожим на растрескавшуюся посмертную маску.
— Присаживайтесь
Запах,… ужасная вонь немытых тел напоминала о той глубокой трещине превращенный в сток для нечистот и помойку. Но я не выказал недовольства или брезгливости. Подался вперед, бросил в закипевшую воду пригоршню молотой травы, чтобы отвар был покрепче. Отряхнул ладонь — ту, что без железной перчатки. Подбросил пару полешек в костер.
— Подвиньтесь ближе к костру, согрейтесь. Скоро будет готов отвар. Выпьем горячего. Мое имя вы уже знаете.
— Я Легий — склонил голову седой.
— Тугра — прижал руку к груди второй.
— Кто из вас глава родов Медерубов? — осведомился я, желая сразу все расставить по своим местам.
— Я — Легий сверкнул глазами при упоминании рода Медерубов — Я,… если от нашего рода что-то осталось… Корис! Друг! Не откажи — поведай, что сейчас с нашими женщинами и детьми? Какова их судьба?
— Не знаю — развел я руками и подался вперед — Мы не слышали о роде Медерубов и этой рабской каменоломне до тех пор, пока не прошли через расщелину и не увидели все своими глазами. Легий, Тугра. Я хочу услышать историю Медерубов с того рокового дня, когда весь род погрузился на большие корабли и отправился навстречу новой судьбе. Я понимаю, что это было очень давно. Но мне надо знать как можно больше подробностей. Затем, когда вы все расскажете и подкрепите силы едой и питьем, настанет моя очередь поведать о нас. И в самом конце нашей беседы, решим, как все будет дальше. Если забыли, то напоминаю еще раз — отныне вы все свободны. Ничего нам не должны, ни златом, ни делом. Коли мы решим разойтись и пойти разными путями, то поделимся с вами, чем можем.
— Благодарю, друг Корис!
— Благодарю, друг Корис!
Как быстро я стал им всем другом…
Проклятье… откуда во мне столько злой иронии? Где мое сострадание к нечастным пленникам, что всю жизнь претерпевали ужасы рабской неволи?
— Мы не забыли ничего! — Легий едва не захрипел от душащих его бешенства и застарелой лютой ненависти — Все, что с нами случилось с тех дней, передавалось от старых к младшим по цепочке все годы неволи! Вот только особо рассказывать нечего, друг Корис,… хотя видит Отец Каменный — мы расскажем все что знаем! Ответим на любые твои вопросы, если сможем!
— Буду благодарен — коротко улыбнулся я, окуная в огонь закованную в железу руку и снимая котелок с бурлящим отваром — Угощайтесь.
Видимо мое скрытое нетерпение чувствовалось и сквозь толстую броню доспехов. Легий и Тугра не стали тянуть с началом рассказа, не забывая подкреплять свои силы глотками отвара и кусками оленины.
Не было никакого кораблекрушения два столетия назад. Не было и атаки пиратской флотилии, не было ужасного шторма — во всяком случае, не сразу. Как только цепь больших и тяжело нагруженных кораблей отошла достаточно в сторону северо-запада, к неким мифическим островам Красного Полумесяца, как команды кораблей,
На этом поход к островам Полумесяца закончился.
Всю остальную часть путешествия, гномы провели в больном забытьи. Просыпаешься, понимаешь что закован в цепи, что рядом нет близких тебе родичей, что куда-то пропали все вещи. Тебе силой дают густой мясной бульон обильно сдобренный той же отравой. И ты снова проваливаешься в сон до следующего точно такого же пробуждения. И все было так хорошо продумано, что никогда не просыпалось разом больше пяти-десяти пленников. И не было такого, чтобы их хоть раз оставили без присмотра.
Спустя какое-то время — это могло быть и десять дней и тридцать, из-за больного сна точно не сказать — при следующем пробуждении Медерубы обнаружили, что они вновь на твердой родной суше, а не на пляшущих морских волнах. Но легче от этого не стала — лишь некоторые успели увидеть неприветливые окрестности вокруг, а затем их вновь усыпили, силком влив бульон.
Следующее пробуждение — достаточно большая деревня расположенная среди поросших бурой травой холмов. За холмами — большие ухоженные поля, через которые их везли на больших дощатых повозках. В чужом поселении помимо домов очень много хозяйственных построек — раза в три больше чем может понадобиться для деревни такого размера. Подворья тянулись далеко в стороны. Повсюду высокие сторожевые башни. Имелась и толстая каменная стена высотой по поясу рослому человеку. Почему такая низкая? Кто его знает. Но имелись следы недостроенности, повсюду лежали груды неумело колотого камня.
Здесь, в проклятой деревне, случилось нечто еще более страшное, чем пленение и смерть некоторых из рода — к тому времени гномы уже поняли, что их ряды стали реже, причем исчезли самые властные, известные и воинственные из рода Медерубов. Пропали все до единого, кто имел хоть какое-то влияние на гномов, кто мог одним словом послать их в атаку или заставить что-либо сделать.
В этот миг горестного повествования я прищурился и сделал дополнительные пометки в книге для записей. «Все до единого гномы имеющие влияние». Кто мог знать закрытый гномий род так хорошо? Тут не обошлось без долгой разведки, без осторожных расспросов. Тут действовали очень умелые в своем деле личности.
Гномы тем временем продолжали говорить — как уже упомянули они, в деревне случилось еще более страшное. Их разделили на две неравные части. Женщин с малыми детьми отправили в огороженное высоким забором место, где уже стояло несколько длинных общих домов — закованным в цепи мужчинам позволили это увидеть, дабы они знали, что их матеря, жены и дети живы.
Опять усыпление… опять долгий путь по незнакомой местности с периодическими тяжелыми пробуждениями и новыми провалами в нездоровой дурманный сон. А затем последовало финальное пробуждение, когда гномы обнаружили себя в огромной железной клетке стоящей посреди нагромождений огромных гранитных валунов и зияющих трещин. Пробуждение ставшее началом долгой, очень долгой жизни в рабстве, с каждодневной выматывающей работой и с упорной общей надеждой.