Кровь и Звёзды
Шрифт:
«Чёрта с два я еще побегала бы тут без оружия».
* * *
Получив мое оружие, я все еще разбиралась в противоречивых ощущений опьянения и воздействия Минталок. С Минталками, вещи казались более резкими и четкими, но алкоголь заставлял мой мозг чувствовать себя, будто он работал в смоле. Все, что я знала, это, что что-то случилось с П-21. То, как он пожелал мне удачи с тем выражением его глаз… что-то случилось.
Потом я увидела маленький кусочек бумаги, торчащий из ствола моего дробовика. Медленно, я подняла его, моя концентрация
Больше не могу справляться с этим. Мне очень жаль. Удачи.
Страх накрыл меня, когда я смотрела на бумагу.
— Ты глупая, самая эгоистичная пони в истории Эквестрии, Блекджек, — пробормотала я. Я предположила, что он был расстроен из-за меня. Что я была причиной, что он выглядел таким больным и терзаемым. Что я была причиной его страдания, и если бы я справилась со своей пробелмой, то он был бы счастлив со мной. — Ты идиотка. Ты чертова идиотка! — проклинала я, пока мой ум работал на всех парах. Паника должна были переработать большую часть спирта из моего мозга, пока я мчалась в зал. Если он покинул нас… ну, я, возможно, не найду его. Но если он сделает то, что я сделала… Я посмотрела по сторонам вдоль коридора. Ему нужно определенное место, чтобы сделать это в одиночку.
«Богини, пожалуйста, нет. Луна, Селестия, кто-нибудь… помогите мне!»
Это было то, что он чувствовал. Это то, через что он прошел из-за меня. Я думала, что то, что я сделала, было ужасно, жестоко, гнусно и неправильно. Я была права. Но я не знала… действительно и по-настоящему не знала… каково это, пока я не прочитала тот ужасный листок бумаги. Я заслужила это.
А он — нет.
Было ощущение, что маленькая розовая пони пинала мою голову, чтобы я посмотрела на дверь в конце коридора. Там была пара не использовавшихся апартаментов… которые были пусты. Я помчалась к одной комнате с названием Деус на ней, но она была все еще плотно заперта. Я поспешила и попыталась открыть дверь в комнату Горгона.
Она легко открылась.
Номер Горгона была зоной бедствия. Это больше напоминало притон, чем комнату, с разбитыми и избитыми стенами. Повсюду валялись десятки пустых шприцов и несколько заполненных радужной мутью. Мой ПипБак тихо затрещал, реагируя на радиационный фон в помещении. Кровать была больше гнездом, чем матрасом. Единственным признаком здравомыслия была небольшая коллекция картин и статуэтку.
Но никаких признаков П-21.
Я почти ушла, чтобы рассказать своим друзьям, что случилось, когда эта розовая пони ударила по моему мозгу супер ударом, и мои глаза увидели дверь. Ванная комната. Я пробралась через комнату, опрокидывая урну радиоактивной слизи. Меня это не волновало. Всем, что имело значение, было то, что я вовремя нашла П-21. Это было всем, что имело значение. Всем, что имело значение.
Он воспользовался проводом.
Он был обернут несколько раз вокруг его шеи и выведенной из потолка трубы. Он сошел с раковины. Его лицо было цвета шкуры Лакуны, пока он вяло болтался. Мой крик умер в горле, когда я залезла под него и приподнялась. «Сделай вдох! Дыши!» Ничего. Я посмотрела на трубу и провод. Мой рог вспыхивал, когда я выстреливала пулю за пулей в трубу. Наконец, она лопнула, и жеребец упал на меня, как кукла.
Провод прорезался так глубоко в его шкуру, что исчез из виду. Слезы из моих глаз капали, пока я стаскивала провод с его шеи.
— П-21… —
Я снова вдохнула. Я ударила по его груди, как будто он просто спал, и все, что я должна была сделать, это разбудить его.
Он лежал там… так тихо…
— Черт возьми, П-21! Ты должен жить! Ты должен! Ты не можешь позволить этому месту убить тебя! Не можешь позволить мне убить тебя! Черт побери! — Я рыдала и пыталась дышать в него снова. Снова. Снова. — П-21! Пожалуйста! Не оставляй меня. Не оставляй нас. Мне очень жаль. Пожалуйста, — Я умоляла его расслабленное лицо. — Назови меня идиоткой! Назови меня глупой! Ненавидь меня! Стреляй в меня! Только не умирай! — просила я, пока мой скрипучий голос раздирал не до конца залеченное горло. Я схватила его, удерживая, плача совсем одна.
— Я не смог спасти тебя…
Шепот был настолько слабым, что я не знала, слышала ли я его или лишь представляла это. Может быть, я, наконец, сошла с ума. Затем я почувствовала, что он слабо двигается в моих копытах. Не было слов. Я просто плакала, как никогда прежде; будто я плакала за всё Девяносто Девятое, хотя я держала лишь его.
— Я не смог их спасти… Прости… Я не смог спасти тебя… — прошептал он.
Я ненавидела его. Я любила его. Весь спектр эмоций бурей грохотал во мне. Я хотела убить его, и всё же он был самым дорогим в Пустоши на данный момент. Его лицо возвращалось к своему синему цвету, пока горло жеребца кровоточило от рваных ран, окружавших его. Я осела, держа его, пока мы вместе плакали. Теперь я знала. Теперь я знала, что я на самом деле сделала.
* * *
Когда мы оба немного успокоились, мы сели на остатки измельченного матраса Горгона. П-21 не мог глядеть мне в глаза, поэтому я просто смотрела на его копыта.
— Я ничего не мог сделать. Когда мы вернулись в Девяносто Девятое, и обнаружили, что самцы были еще живы, я был уверен, что, учитывая возможность, они бы стали, как я. Они бы хотели быть свободными. Чтобы жить своей собственной жизнью. Чтобы быть счастливыми. Чтобы быть пони. Личностями.
— Они этого не сделали. Им… им было более комфортно с плохим отношением, которое было им знакомо, в отличие от возможности быть самими по себе. Не имело значения, как я плакал, или спорил, или просил… они только и ждали, чтобы мы ушли. Даже новые П-20 и Е-20… — Он сгорбился и зарыдал. — Они ненавидели меня за то, что я П-21, который получил жизнь. За обман. За смелость желать жить. — Он посмотрел на меня, слезы текли из его ярких и обеспокоенных глаз. — Они сказали мне, что я должен был умереть, когда было мое время.
Было бы просто спросить, как они могли бы чувствовать себя на том пути, но после такой адаптации и травмы…
— Кобылы были такими же, — сказала я тихо. — Безопасность и предсказуемость им нужна была больше свободы. Мыслить об изменении была для них чересчур. Единственными заинтересованными были молодые пони, как Скотч Тейп.
Он шмыгнул носом и кивнул.
— Был один жеребенок, который, как я думал, ушел бы с нами… но старшие запугали его… сказав ему, что это не его место, чтобы уходить туда. — Он издал страшный шум, смех напополам с рыданием. — Я всегда думал, что это кобылы держали нас в подчинении. Но это не они. Мы сделали это для себя. Мы сделали это.