Кровь износа
Шрифт:
Инженер повернул ко мне древний радиоприемник. И нажал кнопку. Приемник ожил.
— Эх вы, Папашин…
Черт, про приемник я как-то не подумал.
— Хватит болтать, — сказал Гордеев. — Сейчас полночь — я включу на 5 минут, послушаем новости. И сразу уходите! Я надеюсь, что еще не поздно…
— «Радонеж-Поволжье»? — кивнул я на приемник.
— Что?
— Слушаете, говорю, «Радонеж-Поволжье»?
— А? Нет, — рассеянно сказал Гордеев. — Какой еще «Радонеж»… «Свободу», конечно. Только все время подстраивать надо — волну, зараза, не
Пока он крутил ручки настройки, я смотрел на Катю и профессора. Они трогательно сидели на краешке дивана, как воробьи на жердочке, и лица их, в дрожащем свете свечей, были хмурыми и озабоченными.
– … положение остается напряженным… — сквозь привычный вой глушилок послышался гнусавый голос диктора. — В городе продолжаются беспорядки, периодически слышны взрывы. По данным нашего корреспондента, все это больше всего похоже на взрывы бытового газа. Удивляет отсутствие официальных сообщений о ЧП по федеральным каналам — есть предположения, что население не хотят беспокоить в канун Рождества… гуманитарная катастрофа… режим секретности…
Звуки стали уплывать, и инженер снова принялся ожесточенно крутить ручки настройки.
— Какой-то бред! — не выдержав, сказал я. Меня никто не поддержал.
Вдруг сквозь шипение эфира вплыло совсем отчетливое, словно на усилении:
«А! Внимание! Сообщение-молния!! Как только что сообщили по данным спутниковой разведки… постойте, я не верю своим глазам… именно в данную минуту происходит разрушение плотины Верхневолжской ГЭС… Это невероятно! Если это террористы — как они заложили такой объем взрывчатки? Это невероятно! Со спутника видно плохо — в Поволжье облачность. Но… Но… Плотина полностью разрушена! О! Это грандиозно! Гигантская волна идет на город!!»
— Вы поняли? — спросил, ни к кому не обращаясь, инженер по технике безопасности.
Глава 16. Катаклизм
Честно говоря, тут даже я немного опешил и не успел еще сообразить, что сказать, как тут раздался… стук в дверь. Стучали требовательно и настойчиво.
— Что за черт? — в недоумении спросил проф. — Вы кого-то еще ждете?
Гордеев открыл, и в квартиру важно, без какой-либо спешки вошла строгая женщина в изящной белой шубке.
— Здравствуйте, — сказала она официальным голосом. — Могу я видеть инженера Гордеева?
— Это я, — сказал тот. Он явно был удивлен не меньше нашего.
— Я — секретарь приемной директора Балановской АЭС Фролова Валерия Кузьмича. Сегодня он просил меня найти вас и передать сообщение.
— Что за сообщение?
— Что он свою часть сделал и его совесть чиста, а вы можете не волноваться.
— Это все? — нервно спросил Гордеев. — А сам Валера… Валерий Кузьмич? Почему он… не сам?
— Он сказал, что вы все поймете…
И тут вдруг весь официоз с этой строгой женщины как-то мигом слетел, и она дальше продолжила жалобно, как будто вдруг сжавшись и утратив стержень: — В городе творится непонятно что… Станция
Инженер не успел ей ответить, как к ней подскочил проф.
— Как хорошо, что вы пришли! Сейчас некогда выяснять, у нас очень мало времени! Скажите, на чем вы приехали? На автомобиле?
— Конечно, — удивилась пришедшая.
— Прекрасно! — восхитился профессор. — Вы наше спасение! Пойдемте немедленно вниз и уедем отсюда. Если угодно, я заплачу сколько будет нужно. Надо поторопиться — по моим подсчетам, волна — на этот раз натуральная волна — будет здесь максимум через 10 минут!
— Через 12, — тихо сказал Гордеев. — Я все эти расчеты давно произвел.
— Но объясните мне, — уперлась женщина. — Потом, из-за завалов я не смогла к вам близко подъехать. Моя машина в двух кварталах отсюда, вверху! К ней идти 10 минут! И куда вы торопитесь?
— По улице Розы Люксембург? — вставая, подозрительно звонким голосом уточнила Катя. Ее глаза блестели, казалось, она на грани истерики. И — Гордееву:
— Идемте. Мы приехали за вами.
— Вы не поняли, — мягко сказал Гордеев. — Я остаюсь здесь и не собираюсь никуда уезжать. Вы — уезжайте, пожалуйста. Извините, — это уже обращаясь ко мне. — На интервью у нас, боюсь, уже нет времени. Уходите скорей.
— Какого черта? — изумился я.
— Вы не вправе… — начал проф. Но осекся, встретив взгляд Гордеева. И переменил свое решение. — Что ж, тогда я тоже остаюсь. Аркадий (это уже опять мне), позвольте попросить вас позаботиться о женщинах. Выведите их и проводите до их автомобиля, хорошо?
Мне уже давно стало крайне неуютно в этой квартирке — честно говоря, прямо с того момента, как заговорили про воду. Холодную воду я не люблю почти так же горячо, как кровь и как полеты в самолетах. Если подумать, я вообще весь состою из всяких фобий…
— Черт с вами, придурки, — сказал я. — Делайте что хотите! Девочки, за мной!
Обе девицы, поколебавшись, вышли за мной. Однако на темной лестничной клетке так и оставшаяся безымянной секретарша Фролова, видимо, о чем-то догадалась — так очень резво кинулась вниз и дальше на выход. Катя не поспешила за ней; она вдруг принялась носиться по лестничной площадке и колотить во все двери, крича «Откройте! Спасайтесь! Немедленно! Милиция! Пожар!!» и еще какой-то странный набор страшилок.
На нашем этаже двери никто не открыл. То ли боялись, то ли спали, то ли действительно никого не было.
На первом повторилась та же история — и только из квартиры №2 внезапно выглянула любопытная старушенция с керосиновой лампой в руках. Такая типичная бабушка: лицо круглое и сморщенное, как печеное яблоко, добрая улыбка, морщинки вокруг глаз. Она походила на капусту из детской загадки, будучи одетой в три как минимум халата и штук пять платков.
— Тебе чего, дочка? — спросила она Катю приветливо. — Не знаешь, когда свет дадут?