Кровь молчащая
Шрифт:
Полная драматизма история поволжских немцев заложила основы их процветания в дальнейшем. Колонизационные мероприятия в Поволжье позволили России накопить богатый опыт массового поселения иностранцев, освоения окраин империи и всестороннего развития. Ни одно европейское государство не знало прежде такого объёма строительных работ, таких высоких показателей в сельскохозяйственном и мукомольном производстве! Жесткая регламентация всех сторон жизни колонистов со стороны российского государства и одновременно проявление характерных черт, присущих менталитету германских народов, способствовали формированию в России своеобразной национальной группы – немцев Поволжья…
Семья Людвига Меерхольца, потомком которого
По приезду в колонию Куттер от государства на подъём Людвигом было получено двадцать пять рублей, лошадь, узда, телега и восемь саженей веревок. Через год его хозяйство составляло уже две лошади, две коровы, и была распахана одна десятина земли.
Пятый день рождения Шурки происходит особенно торжественно. На праздничный обед пожаловали дорогие семье гости – крёстные родители мальчика, саратовский мещанин, Владимир Семёнович Белопахов с супругой, скромной, очаровательной Анной Фёдоровной.
В гостиной ещё стоит рождественская ёлка, украшенная пряниками и конфетами в ярких обёртках. Под бордовой кружевной скатертью дремлет большой обеденный стол. Он держит на себе великое множество угощений, распространяющих по дому совершенно невероятные запахи: суп с капустой и чечевицей, заправленный маслом, тушёная в пиве свинина, галушки на выжарках из свиного сала, варёный «в мундирах» картофель, густая заливная лапша, а также горячие пирожки с мясом, морковью и тыквой, посыпанные затиркой из муки и сахара. Причудливой формы фарфоровый чайник важно выпускает из задиристого носика аромат свежезаваренного степного напитка, который был бережно составлен Александром Петровичем из цвета липы, плодов шиповника и солодского корня. В стеклянной розовой пиале играет янтарь душистого мёда, а резную деревянную чашечку до краёв наполняет земляничное варенье.
Евгения Карловна сидит на широком, коричневого плюша диване. Мышиного цвета строгое платье, украшенное лишь скромной полосой белых кружев по воротнику, невероятно ей к лицу. На коленях Евгении располагается теперь уже самый младший в семье Меерхольц – Лев. Он изучает большую детскую книгу, то запихивая указательный пальчик в рот, то упорно тыча им в картинки:
– Ёшадь, мама, ёшадь!
Мама же, блаженно улыбаясь в ответ, тихо мурлычет:
– Лошадь, Лёвушка, лошадь. Умничка ты моя!.. Александр, какой Вы находите речь Вашего сына? Для двух с небольшим лет он говорит довольно достойно!
Александр Петрович подтверждающее кивает головой, хватает на руки пробегающего мимо него среднего сына, Ростислава, и несколько раз легко подкидывает его под потолок. Гостиная заполняется громким детским смехом и возгласами: «Давай, давай, папочка, ещё раз!»
Шура стоит у окна и, чуть отодвинув тяжёлую штору, внимательно смотрит сквозь летящий снег вниз, на проезжую дорогу. Там, похожий на медведя, неуклюжий дворник, замотанный толстым шерстяным платком поверх пальто, чистит снег, громко ругаясь на пробегающие мимо него авто и коляски, увлекаемые окутанными паром лошадьми. Шура худощав и выше положенного по годам, а выражение больших голубых глаз кажется слишком серьёзным. Бабушка Елизавета неслышно подходит и гладит его бритую голову, затем, крепко поцеловав в темечко, оборачивается на играющих:
– Сашенька, когда уже Серёжа наш подъедет? Поезд, поди, пришёл давно? За стол пора, остынет всё, да и Шурка, «клоп» наш, весь извёлся, от окна не отходит, ждёт.
Но ответ незамедлительно даёт Евгения. Она вскакивает с дивана и устраивается с Лёвочкой за праздничным столом:
– Вот
Александр Петрович пытается робко возразить:
– Ну уж, Женечка, отчего Вы так, «бандитов»? Мой брат…
– Ваш брат, дорогой мой супруг, одержим идеей революции и оттого безумен! Он затянут этой всепожирающей Гидрой основательно, безраздельно. И не осталось для него по этой самой причине ничего святого в этом мире! Ничего! Он не сын и не брат нам. Он… Он – член партии большевиков с девятьсот четвёртого года!
Несмотря на суровое замечание Евгении Карловны, праздничный обед в дальнейшем проходит замечательно. Шуру осыпают поздравлениями, а долгожданные подарки заставляют трепетать маленькое взволнованное сердце. Александр Петрович много разговаривает со старшим сыном, даёт напутствия, изобилует пожеланиями. Шура заметно стесняется этого, плохо и медленно ест, опустив взгляд в тарелку, лишь изредка поглядывая на родителей и бабушку. Взрослые принимают за здоровье мальчика вишнёвую наливочку, шумно беседуют и по-доброму шутят. Ростислав, или, как называют его домашние, Ростик, в противоположность старшему брату, крайне разговорчив, подвижен и непослушен. Мать сердится на него и делает громкие замечания. Четырёхлетний Ростик не может смириться с тем, что Шурке сегодня оказано так много внимания, и поэтому спешит измазать его щёку вареньем да покрепче ущипнуть за ногу. Шурка терпеливо молчит, лишь маленькая слезинка капает на белую нарядную рубашечку. Через минуту он встаёт из-за стола, бежит в детскую комнату и возвращается оттуда с подаренной крёстным деревянной саблей. И вот – сабля протянута Ростику:
– На, возьми, можешь поиграть, мне не жалко…
За окнами бесконечный снег, снег, ледяной ветер. Темнеет. Как завьюжит, закрутит, как завоет по дымоходам печным! Где-то недалеко залаяли собаки. Громко так, злобно. В праздничной гостиной семьи Меерхольц словно по мановению волшебной палочки зажглись свечи. Разбужен старый кабинетный рояль – Евгения охотно демонстрирует послушность пальцев на клавишах и правильно поставленный голос. Дети расселись на большом шерстяном ковре, совсем недалеко от её ног, облачённых в бордовые атласные туфельки. Множество раскиданных игрушек уже не представляет интереса – всё внимание обращено сейчас на мать, на волшебство звука, извлекаемого ей из инструмента уверенно, сильно, но в то же время очень нежно и трепетно…
А за окнами 1914 год. И пройдёт совсем немного времени, и будет июль, когда кричащие газетчики разнесут по Саратову весть о начале австро-сербской войны. Вечером того же дня на Московской улице соберётся толпа, торжественно демонстрирующая знамёна и портреты русского императора. В сопровождении грохочущего оркестра манифестанты отправятся на Соборную площадь, к памятнику Александру Второму. Патриотическое шествие растянется на целый квартал и далее по Немецкой улице направится к казармам. На следующий день по указу Правительствующего сената о мобилизации в Саратовской губернии начнётся призыв на военную службу.
Тогда же, в июле 1914, Германия объявит России войну. Известие об этом всколыхнёт саратовцев, и состоится вторая патриотическая манифестация. После молебна в Ильинской церкви возмущённая толпа предпримет попытку разгромить германское консульство. В события вмешается полиция…
Городская дума Саратова пошлёт императору адрес, заявляя о готовности всеми средствами и силами поддержать войну и намерения царя…
С августа 1914 года в Саратовской губернии будут спешно образованы уездные земские комитеты для попечительства и помощи раненым воинам, а также семьям призванных на войну.