Кровь молчащая
Шрифт:
А воздух свеж и густо наполнен слабо-различимым гулом рождающейся НОВОЙ ЖИЗНИ…
«Красная армия – кованый меч,Право трудящихся должен стеречь…»Тёмные фигуры, красные нарукавные повязки. Красные банты на груди. Красные банты под чужим погоном чужой шинели. Красные… Красные… И Армия эта, рабоче-крестьянская, тоже Крас-на-я…
Здание бывшей казармы губернского батальона заполнено арестованными. Офицеры царской армии, полицмейстеры, служащие фабрик, а также духовные лица и меньшевики содержатся здесь в одинаковых для всех условиях. Они, несогласные с новым революционным режимом,
– Меерхольц! Эй, кто тут Меерхольц? Выходи на допрос! Да живо! – яркий свет из открытой красноармейцем двери больно режет глаза, и Александр, прежде чем встать с холодного каменного пола, закрывает лицо связанными верёвкой руками. За спиной слышится шёпот арестованных: «Сегодня точно шлёпнут молчуна, сегодня возиться с ним закончат…»
Припадая на разбитую в допросах ногу, с большим трудом преодолевая головокружение и сильную слабость, Александр проходит длинный, узкий коридор. Чувствуя между лопаток прикосновение острия штыка конвоира, он медленно поднимается по лестнице, ведущей из подвала на первый этаж здания. Знакомый ему кабинет почему-то пуст. Подойдя вплотную к большому окну, Меерхольц прижимается небритой щекой к пыльному, пропитанному солнцем стеклу и закрывает глаза…
Несколькими минутами позже из коридора доносятся громкие шаги, лихая матерная брань и шум. Вскоре от сильного удара дверь в кабинет распахивается. К ногам Александра летит и навзничь падает незнакомый красноармеец. Вошедший вслед за ним, окутанный крепким папиросным дымом человек снимает чёрную фуражку, расстёгивает чёрную кожаную куртку и присаживается на стул. Он достаёт из кармана очки, не спеша вешает их на переносицу и поворачивает голову к арестованному:
– Ну, так что же, господин Меерхольц…
В это время, подтерев кровь из разбитой губы, красноармеец пытается отряхнуть испачканную шинель, поднимает раскиданные стулья и робко оправдывается:
– Товарищ комиссар, ну товарищ комиссар, я же не…
– Принеси молока лучше, чем скулить, скотина!
– Но товарищ комиссар, где же я Вам его сейчас добуду?
– Что, скотина? Ты что, шлепок коровий, не понимаешь, с кем разговариваешь? Так я тебе поясню сейчас! – комиссар вскакивает, привычным движением извлекает из кобуры маузер, на что красноармеец молча крестится и выбегает в коридор.
Александр тяжело дышит, вытягивает перед собой связанные руки и с трудом, сдерживая слёзы, произносит:
– Боже мой… Серёжа, ты?
Братья делают несколько шагов навстречу друг другу. Сергей напряжённо, прищурив правый глаз, не вынимая папиросу изо рта, смотрит в глаза Александру:
– Допрашивали?
– Четыре раза.
– Сапоги кто с тебя снял? Как фамилия?
– Да кто ж его знает… Что с Женечкой? Их нужно непременно спасти, слышишь? Понимаешь ты? – Лицо Александра от волнения краснеет, дрожащие пальцы теребят на груди небольшой серебряный образок. Но брат не обращает внимания на его слова:
– Мне доложили, что тебе с небольшим отрядом удалось подавить революционное восстание пулемётного полка. Ты выступил грамотным парламентёром, в результате чего обошлось без особого сопротивления и человеческих потерь. Находясь теперь здесь и будучи под арестом в течение пяти дней, ты должен был обдумать сложившуюся ныне ситуацию и осознать единственно приемлемое для всех нас решение. Не одобряя Советскую власть, отказываясь сотрудничать с новым политическим режимом, ты положишь головы близких тебе людей на плаху… Присядь на стул, присядь, успокойся… Что с ногой? Ах, да, понимаю…
Быстрыми уверенным шагами, спрятав руки в карманы широких галифе, Сергей доходит до двери и резко оборачивается:
– Маму,
– Что отыскали при обыске? Штаммбух нашли? Забрали?
– Не знаю, не докладывали. Ничего не знаю…
Раздаётся стук в дверь и через мгновенье на столе перед Александром возникает мокрый глиняный кувшин, доверху наполненный свежим, ещё теплым парным молоком. Сергей смеётся и спешит крикнуть на опустившего рыжую голову красноармейца:
– Вот так-то лучше! Вот так-то понятнее для вас, вонючек! На вас, скотов, патрона жалко! С вас надо шкуру живьём драть за нарушение революционной дисциплины!
Во дворе, совсем рядом со зданием казармы раздаются выстрелы. Сергей подходит к окну, стучит пальцами по грязному стеклу и артистично восторгается:
– Ах, какое же солнце сегодня! Какое же благолепие вокруг! Вы только поглядите!.. И сказать мне тебе более нечего, брат мой, как только то, что утром отбываю я обратно, на службу, в Москву.
Александр долго кашляет, встаёт со стула, решительно вскидывает голову и выпрямляется во весь рост:
– Jedermann trifft eine Wahl im Leben. Ob sie richtig war, zeigt die Zeit. [5] Я согласен.
Сергей меняется в лице, на минуту задумывается и закуривает папиросу. Сплюнув на пол, вложив маузер обратно в кобуру, он повышенным тоном отдаёт распоряжение стоящему у двери красноармейцу:
– Развяжи арестованному руки! Да живо!
Десятого мая 1918 года Сергей Петрович Меерхольц назначен товарищем Лениным Чрезвычайным комиссаром Мурманско-Беломорского края и направлен на Кольский полуостров для установления контактов с высадившимися в Мурманске и Архангельске английскими и французскими войсками, а также для выяснения действительной ситуации на Севере, консолидации разрозненных большевистских сил.
5
(нем.) Каждый человек делает в своей жизни выбор. Правильным он будет или нет – покажет время.
В конце июня, после московского доклада Сергея Петровича об обстановке на Севере, Совет Народных Комиссаров постановит расширить его полномочия – он будет отправлен в Петрозаводск, руководить обороной Мурманско-Беломорского края, где к тому времени начнут активные боевые действия интервенты.
№ 2155, Петрозаводск
22 августа 1918 года
…Наряду с угрозой англо-французов, уже из района Медвежья Гора, со стороны Финляндии существует столь же реальная угроза.
Так, около Порос-озера сконцентрировалось белогвардейцев финнов около 500 человек, при пулемётах и небольшой части кавалерии. Ребольская волость, что западнее Сег-озера, – место расквартирования финского отряда в 800 человек. И наконец, в районе Сердоболя, селений Титка, Корин и Сайвон – формирования около 29-32-х тысяч человек, с авточастями, гидроаэропланами, конницей и орудиями. Финно-белогвардейцами усиленно ведётся агитация с одновременной раздачей хлеба и мануфактуры, что, конечно, не остаётся без результата, и часть крестьян охотно поступает в ряды белой гвардии.
Для того чтобы быть всеосведомлённым, я развил сильную разведку, благодаря которой продвижение как англичан, так и финнов не застанет нас врасплох.