Кровь невинных
Шрифт:
— Вы шутите?
— Это за дверь и за комод. Нам пришлось также заменить ковер и покрывало на кровати. Все вещи импортные и очень дорогие.
— Вы шутите, — повторил я, засовывая полиэтиленовый пакет и зубную щетку в рюкзак и взваливая его на плечо. Я разозлился, хотя и ожидал чего-нибудь в этом роде, и положил на стол стодолларовую купюру.
— Что это? — спросил мужчина.
— Все, что я вам должен.
Он покачал головой и вернул мне деньги. Я не взял их.
— Я хочу поговорить с администратором, — потребовал
Портье, маленький, болезненного вида человечек, взял телефон, вставил провод в переключатель и отрицательно покачал головой прежде, чем на другом конце провода раздался звонок.
— Его нет на месте. — Он протянул мне трубку, чтобы я мог убедиться сам. Это был старый черный телефон с тяжелой трубкой. Я услышал только короткие гудки.
Рашид стоял позади меня. Он положил мне руку на плечо, посмотрел на счет, присвистнул и отошел в противоположный угол холла, к выходу.
— Позвоните администратору еще раз, — процедил я сквозь зубы.
На лестнице послышались шаги, кто-то быстро спускался вниз. Я увидел крупного мужчину, с которым разговаривал прошлой ночью, прыщавого паренька и пьяницу-мужа. Его нос заклеивал пластырь, а лицо украшали синяки фиолетово-коричневых оттенков. Я подумал, что они хотят свести со мной счеты. Казалось, даже пацан готов к драке. Я по-прежнему стоял с рюкзаком на плече и телефонной трубкой в руке.
Рашид что-то крикнул и сунул руку под куртку, чтобы достать спрятанный у него за поясом предмет.
Я решил, что он блефует. Побитый мной мужчина подумал то же самое и двинулся на меня, как полузащитник. Он был таким же злым, тупым, и от него все так же пахло спиртным. Я не двигался, пока он не подошел ко мне на расстояние двух футов, затем ударил его телефонной трубкой по тому, что осталось от его носа. Он не то закричал, не то взревел и схватился за лицо. Трубка упала и со стуком покатилась по полу. Портье кричал, Рашид тоже. Но подросток и крупный мужчина не двинулись с места. Рашид не блефовал. Он вытянул руку, в которой держал пистолет «хеклер-кох» девятимиллиметрового калибра.
Скандальный муж корчился, тряс головой, но от боли ничего не видел. Маленький серый человек за столом стал пунцово-красным, скорее от страха, чем от ярости. А Рашид стоял спокойно, как полицейский на стрельбище.
— Занесите телефон в счет, — заявил я, кладя стодолларовую купюру на стол. — Сдачи не надо.
«Лендкрузер» Рашида стоял около входа. На ветровом стекле красовалась наклейка с изображением раскрытой книги, исписанной арабскими письменами. Я бросил рюкзак на заднее сиденье, взял у Рашида пистолет и прикрывал его, пока он садился на место водителя. Мы тронулись с места.
— Рашид, чем ты, черт возьми, здесь занимаешься?
— Помогаю беженцам.
Когда я проснулся, мы сворачивали с главного шоссе около Карловаца.
— На заднем сиденье — еда, — сказал Рашид.
Я нашел пиццу
— Все американские удобства, — улыбнулся я. Пицца уже остыла, но я умирал с голоду. Кола оказалась прохладной, и я окончательно проснулся, когда она зашипела у меня в горле. — Спасибо, что помог мне в отеле, — поблагодарил я.
Рашид не отрывал глаз от дороги. Несмотря на мокрый снег с дождем, он ехал довольно быстро и был предельно сосредоточен.
— И за Кувейт, — добавил я. — Ты меня дважды выручил.
— Мы же друзья.
Чем ближе мы подъезжали к морю, тем выше и отвеснее становились горы и тем безумнее было движение на дороге. Рашид вел машину сосредоточенно, как ребенок, играющий в видеоигру.
— Мы спешим? — поинтересовался я.
— Может быть. Нужно двигаться быстро, если есть такая возможность.
Дворники работали непрерывно, а висевшее над самым морем солнце светило достаточно ярко, и его лучи скользили по нашим лицам. Во всем облике Рашида чувствовалась какая-то напряженность. Тогда я в первый раз обратил на это внимание. Это нельзя было назвать страхом. Но я чувствовал, хотя не происходило ничего особенного, что с ним творится что-то неладное. Он напоминал человека, которому сказали, что он скоро умрет, но который еще не ощущает боли.
— Расскажи мне про Кувейт, — попросил я.
— Это долгая история.
— Дорога длинная.
— Верно, — вздохнул он. — Я родился в Кувейте и вырос там.
— Понятно.
— Но я не кувейтец. — Рашид мрачно усмехнулся. — Я палестинец, из Яффы. Моей матери исполнилось три года, когда ее семье пришлось уехать.
— Твои родители еще живы?
— Да, слава Богу.
— Я читал, что палестинцы поддерживали Саддама.
— Не все. Я воевал против него. Помнишь?
— Да.
На минуту Рашид сосредоточился на дороге, пытаясь обогнать большой грузовик на опасном повороте. Маленький «фиат» выскочил навстречу, и нам втроем пришлось умещаться на двухполосной дороге.
— Против Саддама сражалось гораздо больше палестинцев, чем кувейтцев. Помнишь Ябера? Сукиного сына, из-за которого мы все чуть не погибли? Владельца сейфа?
— Помню. — Не забыл, как он умирал, когда Рашид прострелил ему живот.
— Он был кувейтцем. И хотел, чтобы все сражались за него. Его интересовали только деньги.
Из этого разговора я понял, как мало я знаю о Ближнем Востоке и о Рашиде.
— На самом деле я ничего не знаю о Палестине, — признался я.
Рашид посмотрел на меня, казалось, что он удивлен. Потом что-то впереди привлекло его внимание.
— Контрольно-пропускной пункт, — объяснил он.
Мы сбавили ход, а затем остановились в конце длинной пробки.
Высокий мужчина в камуфляже шел по дороге, рассматривая водителей и пассажиров в автомобилях. За спиной у него болтался «Калашников», и, судя по всему, он не очень крепко стоял на ногах.