Кровь предателя
Шрифт:
– Сэр!
– грубый голос Скеллена звучал тревожно.
– Справа от баррикады, сэр, - он указывал вверх по склону, на то место, где баррикада подходила к домам.
– Парой домов вниз. Что вы об этом думаете?
Страйкер и Форрестер перевели взгляд в указанном Скелленом направлении, на дом возле вершины подъёма. В нём не было ничего примечательного, за исключением пары фигур, стоявших снаружи и разглядывающих приближавшуюся массу роялистов.
– Возможно, я ошибаюсь, - произнёс Скеллен, - но один поддерживает другого.
– Удивлены меня увидеть?
–
Они с Тайнтоном стояли посреди брошенной корабельной мастерской; снаружи доносились звуки сражения.
Тайнтон кивнул.
– Признаюсь, мадам, не ожидал увидеть вас вновь.
Они молча оценивали друг друга. Тайнтон был вооружен до зубов. Его тело было облачено в роскошный черный нагрудник с золотыми заклепками, левую руку предохраняла стальная рукавица. С перевязи, крест-накрест обхватывающей его грудь, с левой стороны свисал палаш, а с правой - изыскано инкрустированный, но разряженный карабин.
Лизетт подобрала брошенный на дороге палаш, но огнестрельного оружия и другой защиты при себе не имела. Её голубые глаза метнулись к ножнам кавалериста. Резким движением Тайнтон опустил правую руку вниз, его пальцы поигрывали на навершии стальной рукояти.
– Верните шкатулку, капитан, - потребовала Лизетт.
Тайнтон улыбнулся.
– Шкатулку? Неужели вы думаете, что я буду таскать её с собой в сражение?
– Тогда рубин.
– Рубин? Вы ради этого пришли?
– он покачал головой.
– Тогда вы действительно не более чем обычная воровка.
Француженка заметила, как рука Тайнтона потянулась к воротнику. Спустя мгновение показались пальцы, держащие толстую веревку, обхватывающую шею. Он стянул ее через голову, и его глаза сузились, когда кожаный мешочек закачался в его руке, как маятник.
– Что вы хотите этим сказать?
– тревожно спросила Лизетт.
Тайнтон натянуло хохотнул.
– Рубин чудесен. Стоит целое состояние. Но он лишь пылинка в великих замыслах Бога. Хотя простой воровке этого не понять.
Лизетт смотрела на соблазнительно раскачивающийся мешочек. Она не понимала его насмешек, но теперь это не имело никакого значения. Она подняла клинок.
– Отдайте мне его.
Тайнтон повторил её движение.
– Только через мой труп, папистская шлюха, - прошипел он.
Лизетт не сдвинулась с места.
– А вам придется убить меня, если желаете добраться до своей лошади, сэр.
Наступающий полк роялистов перешел на бег, поскольку с каждым шагом становился всё уязвимей для огня обороняющихся мушкетеров. Последние подступы к баррикаде преграждал большой кирпичный дом, и солдаты приготовились к ливню огня, который вскоре на них обрушится. Но атаку встретил не треск мушкетов. Вместо этого воздух взорвал гром кошмарной зимней грозы, от которого задрожала земля и затряслись дома и лавки.
– Пушка!
– взревел сержант, хотя его предостережение было излишним. Каждый солдат на дороге понимал значение этого звука.
Круглоголовые подтянули артиллерию. Два орудия, установленные по краям баррикады, зловеще выставили темные дула в сторону наступающей колонны. Пехота роялистов бросилась во все стороны в поисках укрытия в дверных проемах домов и лавок. К их радости тяжелое ядро пролетело между ними, лишь волей случая разминувшись с людьми, пронеслось, подпрыгивая, по грязной дороге и зарылось в стену рыбной лавки.
Второе орудие навели гораздо хуже, и снаряд пролетел на почтительном расстоянии от скучившейся пехоты. Яростный
В битве на открытой местности атакующие, возможно, предпочли бы размеренную стрельбу, когда каждый взвод дает залп и затем отходит назад для перезарядки. Но сегодняшняя стратегия сводилась к стремительности и внесению замешательства в ряды врага. Роялисты подбежали на расстояние в сто шагов, с которого их оружие окажется разрушительным для плотной массы тел, сгрудившихся за изгородью, и залпом разрядили мушкеты. Послеполуденный воздух вновь всколыхнулся, когда вспыхнули сотни пороховых полок, послав смертельные заряды в сторонников парламента.
– Вперед! Вперед! Вперед!
– закричали офицеры, и военная машина короля - собранная в Ноттингеме, но закалившаяся у холма под названием Эджхилл - внезапно устремилась вперед, выставив пики и размахивая мушкетами, словно палицами.
С обеих сторон баррикады схлестнулись пики, острия пронзали полуденный воздух, ясеневые древки переплелись, как лоза в корзине. В некоторых местах пикинеры роялистов не стояли плотно плечу к плечу, и эти бреши заполнили мушкетеры, навалившиеся на баррикаду и ее защитников. Сражение выдалось свирепым, но почти бескровным. Стоило только сблизиться с пикинерами, как их грозное оружие оказалось бесполезным. Схватка превратилась в толкотню, противостояние силы и воли. Подобным же образом и мушкеты, столь смертоносные в заряженном состоянии, стали не более чем тяжелыми палицами, когда противники схватились врукопашную. разделяющая их баррикада держала противников на расстоянии вытянутой руки друг от друга, и сражение сузилось до масштабов уличной потасовки. Она едва ли была более смертельное, чем ежегодная игра в мяч, ставшая в Брентфорде традиционной.
Но малое число смертей отнюдь не было обусловлено недостатком свирепости. Люди по обе стороны баррикады крушили друг друга прикладами и пинали дымящимися металлическими стволами. Пикинеры завязли в отчаянной попытке оттеснить врага. Они застряли в плотной массе тел из-за своего громоздкого оружия. Задние ряды рвались вперед, упирались каблуками в скользкую землю, стараясь не потерять равновесие. А передние ряды зависли на краю баррикады, чувствуя зловонное дыхание врагов.
Они обнажили клинки в этом тесном, зловонном и удушливом клубке и, перегнувшись через фашины и бочонки, кололи противника. Пространства для мощных ударов и сильных замахов не было. Клинки с завидным постоянством вяло молотили по целям, оставляя небольшие царапины на нагрудниках, или вонзались в фашины и бревна баррикады, которая прикрывала нижнюю часть тел врагов.
Со временем интенсивность сражения пошла на спад. Солдаты выдохлись. У пикинерских рот пропало желание налегать на пики, а действия мушкетеров становились вялыми и неэффективными. Становилось всё очевидней, что схватка зашла в тупик.
Загремели барабаны роялистов и пробили отход. Как огромный, пробудившийся от спячки зверь, масса людей постепенно пришла в движение. Выход из рукопашной ознаменовался отрывочными ударами прикладов и взмахами клинков, но солдаты с обеих сторон ужасно вымотались и просто хотели отдохнуть.