Кровь пьют руками
Шрифт:
— В отпуск поеду, — осторожно начинаю я. — Надо… кое-кого навестить. А ты?
— Отпуск! — Игорь мечтательно улыбается., — Забытое слово! А м-может, махнем вместе?
И вновь дрогнуло сердце. Вместе? Или это просто — дань вежливости? Светский треп?
— Я знаю од-дно местечко на Гавайских островах. М-мечта фольклориста! Островок, б-бунга-ло, д-дичь, даже телефона нет. Мечтаю скатиться к п-питекантропу!
— А если я буду не одна?
Язычок прикушен. Пятый, дурак Пятый, почему-то предупреждал: не откровенничать
— Я хочу поехать… с дочерью.
— И с няней?
Он вновь улыбается — и мне становится легче. Я качаю головой. С няней! Эмме Шендер, chief of medicine Стрим-Айленда, няня уже не нужна.
— П-принято! Жаль, сына не смогу в-выта-щить! Игнорирует б-батюшку! Все ему г-горы, горы…
— Ты женат?
Спросила — и замерла. Да какое тебе дело, дура?
Маг молчит, губы еле заметно дергаются.
— Б-был. Жена погибла семь лет назад. Господи! Спросила, называется!
— Прости!
Его рука гладит мои пальцы. И вдруг мне начинает казаться, что все страшное — уже позади. А впереди — неведомый остров, где нет телефона, нет Интернета и не надо каждый вечер готовить доклад всевидящим боссам…
— Гизело!
Резкий чужой голос Бажанова застает врасплох. Вздрагиваю. Встаю. Поворачиваюсь.
Председатель Временного Комитета стоит в дверях. Лицо — странное.
— Выйдем!
В полутемном коридоре пусто. Генерал оглядывается, закрывает дверь.
— Вот что, Гизело! Бери своего парня, садись в машину и мотай в Балаклею. Мы там разворачиваем запасной пункт управления. Возглавишь. Все!
Опять «все»! Ну уж нет!
— Вам что, господин Бажанов, прокурор больше не нужен?
Мря ирония отскакивает от него, словно дробь от бронежилета.
— Не нужен, Гизело. Они начали ракетный обстрел. Боеголовки с вакуумными зарядами. Поняла?
Чувствую, как холодеют пальцы. В Малыжино я уже видела, что такое вакуумный заряд. Разумеется, эту дрянь изготавливают не только на нашем заводе.
— Пока взрывается только каждый третий. Оборона по господину Молитвину! Но он говорит, что это ненадолго. Все, мотай, Гизело! Выживешь — книжку напишешь!
…И будет называться эта книга «Записки Прокурора Фонаря». Жаль, что не напишу. А если напишу, то издадут в трех экземплярах: для Третьего, Пятого и Девятого. Девятому — с автографом…
— Господин Бажанов! Если город падет, никакой пункт управления нам не понадобится. Это во-первых. А во-вторых, я остаюсь и требую…
— Дура ты, Гизело! Думаешь, памятник нам поставят?
Я не обижаюсь. Действительно, дура. Правда, на памятник не рассчитываю. Вот он, памятник, — над нашими головами! Город, нелепый, дурацкий город, в котором нам всем жить. И умереть — тоже. И для этого не нужен приказ неведомого мне Третьего…
— Тебе
— Т-так точно! Только не сейчас и не м-мне одному. Нам — тебе, твоей дочке и мне… Я ведь обещал, что ничего с тобой не случится!
— Игорь!
— В-все! Кажется, Наш с-синедрион уже собирается.
— Погоди! Я… Я люблю тебя! Ничего не говори, не отвечай! Просто я люблю тебя! Слышишь, люблю!
3
На экраны можно не смотреть. Там пыль — и черные грибы разрывов. На моем «Роллексе» — 14.30. Уже два часа, как начался обстрел. И все чаще ракеты взрываются. «Оборона по господину Молитвину» начинает сдавать.
Сам Шаман Черный Ворон по-прежнему здесь. И все остальные — тоже. Есть даже подкрепление. У самого пульта на низеньком табурете при строился знакомый мне субчик с ласковой улыбкой, навечно приклеенной к физиономии. Только теперь на Николае Эдуардовиче нет наручников. Возле его ног замер странный предмет, отдаленно похожий на большую коробку для кинопленки.
Время от времени господин Лель поглядывает в сторону Молитвина. Шаман не реагирует, лишь бледные губы еле заметно подергиваются.
Видать, знакомы!
…Игорь рядом — и я спокойна. Со мной ничего не случится…
— Основные очаги поражения — поселок Жуковского, район Сосновой Горки и Старый Центр, — бесстрастно докладывает лейтенант. — Эвакуация там завершена, поэтому людские потери незначительны. Мы оттянули патрули на юг…
— Зачем же они стреляют? — нервно восклицает мой интеллигентный сосед. Теперь я его узнала. Мацкевич, директор телеканала «Тонис». Надо же, не побоялся остаться!
Вопрос повисает в воздухе, но я сама знаю ответ. Бьют не по людям (пока — не по людям). Уничтожают город. Город, не желающий сдаваться. Новый Мир, костью в горле застрявший у Старого.
— Разрушен монастырь, — голос лейтенанта непроизвольно вздрагивает. — Покровский собор XVII века — тоже. Успенский собор сильно поврежден. И Благовещенский…
Сердце города, уцелевшее во всех войнах, не тронутое Большой Игрушечной. Какие сволочи!..
— Включите радиоперехват. — Бажанов вздыхает, с силой проводит рукой по лицу. — Все волны, какие поймаете!
Оператор возится у пульта, чертит знаки, шелкает переключателями. И вот динамики взрываются хрипом. Хрипом, треском — и забористым матом:
— …"Иртыш"! «Иртыш»! Какого хера? Я же тебе сказал, «вертушки» не посылать! Ракетами бей, ракетами! Повторяю: «вертушки» не посылать, уже пять накрылось! Там, блин, у них защита, ребята с ума сходят. Как понял?..
— Всем! Всем! Это «Буденновск»! При встрече с боевиком высокого роста, называющим себя «Месяц-из-Тумана», немедленно открывать огонь на поражение. Повторяю…