Кровь Рюрика

Земляной Андрей Борисович

– Молодец, сразу углядел. – Медведев качнул головой. С оловом. Самое простое – расплавить нормальное серебро да влить в него олова. Да, монеты будут дрянные, но для подделки очень даже неплохо. Так вот. Монеты эти идут откуда-то отсюда. Это Разбойный приказ точно установил. А вот откуда отсюда, мы никак выяснить не можем. На каждой монете знак особый, невидимый, стоит. Да только, чтобы ставить тот знак, нужно много силы вложить, и это сразу нашими волхвами замечено будет. Но вот монеты есть, а как они тот знак ставят, мы никак понять не можем. Может, не видим то, что прямо перед глазами, а может, вообще не

там ищем. Попробуй посмотреть новым взглядом. Поможешь поймать, и будет тебе честь великая.

– Хорошо. – Горыня ещё минуту покрутил монету в руках, запоминая признаки подделки, и положил на стол. – Кто-то этим делом занимался?

– Да. – Медведев кивнул. – Сейчас тебя Савва проводит к дознатчикам, и там всё сам решишь.

Идти к местным следователям Горыне пришлось довольно долго, заодно он выяснил, что княжеский дом занимает фактически целый квартал, очерченный тремя улицами и рекой, к которой примыкала территория, обнесённая высокой, почти в три метра каменной стеной. Внутри находились местный Разбойный приказ, тюрьма и казармы, где жили неженатые воины Особой сотни, приписанной к приказу, и часть сотрудников. Княжеские гридни жили совсем недалеко, буквально в ста метрах от острога, а между казармами находился плац и площадки для тренировок.

Дознатчики сидели на втором этаже трёхэтажного деревянного дома, выходившего торцом к тюремному двору и фасадом к внешней стене. Смысл этого стал понятен Горыне, когда он вместе с Саввой поднялся в один из кабинетов и увидел узкие бойницы окон, обращённые на улицу.

За столом, заваленным бумагами и папками, сидел крепкий лысоватый мужчина в чуть лоснящемся мундире и коротких мягких сапожках.

– Вот, Гордей, принимай помощника, – произнёс Савва, входя в кабинет.

– А… Савва. – Гордей Копытин – старший околоточный пристав Разбойного приказа чуть подслеповато прищурился, глядя на вошедших, и, подхватив со стола очки с небольшими круглыми линзами, надел на нос и внимательно, словно на рынке, осмотрел Горыню. – Опять мясника сватаешь. Говорил я тебе, Разбойный приказ – это не Особая сотня. Тут головой думать нужно.

Вместо ответа Савва расстегнул форменный кафтан и вытащил на свет золотую пластинку пайцы, украшенную фигуркой сокола из накладного серебра.

– Ну, так-то да. – Гордей кивнул, признавая волю князя. – Против такого не попрёшь. Ладно, лети, соколик наш драгоценный, мы тут сами разберёмся. – Дознатчик сделал жест ладонью, и Савва, подмигнув Горыне на прощание, ушёл.

– Ну, голубь сизокрылый, – Гордей взял в руки перо и начал аккуратно чистить его от подсохших чернил и бумажных волоконец. – Делать-то что умеешь? Про воинские умения свои не сказывай. То будешь девкам заливать. Что, кроме того?

– Могу расспросить человека, не попортив шкуру, могу войти в дом без ключей и не потревожив никого. Могу сказать, что человек врёт, если разговор спокойный. Могу…

В этот момент дверь кабинета распахнулась с такой силой, что ударила о стену. Сидевший чуть в стороне Горыня уже скинул пальцем большой руки предохранительную петлю с рукояти револьвера, но как оказалось, это не к нему.

– Гордей Иваныч, Миньку Седого в трактире на Речной видели! Пятёрка Гаврилы вся там, да Особая даёт два десятка.

– Пока они приедут,

Миньку поминай, как звали, – произнёс Гордей, напряжённо задумавшись. – Давай хватай всех, кто рядом, и поехали. – Он поднял острый взгляд на Горыню и кивнул. – Ты тоже.

Открытая рессорная повозка, запряжённая парой крепких лошадей, домчала до места буквально за пятнадцать минут, и, не доезжая до места целый квартал, дознатчики Разбойного приказа стали соскакивать с подножек, беря трактир в оцепление.

– Так. – Гордей оценивающе посмотрел на Горыню. – Одет подходяще. Войдёшь в трактир и закажешь выпить. Там публика чистая, так что помои не наливают. Сидишь, пока наши не ворвутся в зал. Дальше сообразишь сам.

– А как он выглядит-то, Минька этот? – Горыня проверил ещё раз, как ходят в кобурах револьверы и на месте ли «зубочистки».

– Шрам у него через всё лицо да волос длинный и седой, как у волхва, – нехотя ответил Гордей. – Ты ж не вздумай его брать. Пулю поймаешь, меня потом Савва без соли сожрёт. Иди…

Легко соскочив с возка, Горыня сделал движение, словно поправлял шляпу, и двинулся вперёд, туда, где на углу стоял двухэтажный дом, занимаемый трактиром «Пивная бочка». Сразу срисовав наблюдателей внизу и в окне второго этажа, он поднялся на крыльцо и распахнул неожиданно тяжёлую дверь. Внутри кабак представлял собой просторное помещение с двумя десятками массивных столов и длинной стойкой, за которой находился сам кабатчик и ряды разноцветных бутылок.

Не глядя ни на кого, Горыня прошёл к свободному столу, сел, чуть расфокусированным взглядом посмотрел на хозяина и сделал приглашающий жест.

Полноватая девка в несвежем переднике подскочила через несколько секунд.

– Немецкие вина есть?

– Германские? – переспросила официантка и, не дожидаясь ответа, кивнула. – Рейнвейн есть. Айсвайн…

– Давай рейнвейн да рыбки жареной. – Горыня опустил в потную распаренную ладонь золотой рубль и откинулся на спинке стула, разглядывая посетителей с явной гримасой презрения и неудовольствия. А наткнувшись на лицо, перечёркнутое длинным шрамом, вообще скривился и отвернулся, уставившись на колыхающиеся полупопия другой официантки, протиравшей свободный стол грязной тряпкой.

Только стукнуло об стол донышко зелёной бутылки и тарелки с жареными стерлядками, как возле стола нарисовался высокий кряжистый мужик в лёгкой поддевке, подпоясанный тонким ремешком и свисающими с ремешка кожаными кармашками под всякую мелочь.

– Ты не нравишься хозяину, – гулко произнёс мужик и в упор посмотрел на Горыню.

– Ты чьих будешь, сиделец? – лениво процедил Горыня и смерил гостя долгим взглядом, пройдясь от нечищеных сапог до бородатой головы с торчащей на макушке прядью засаленных волос.

– А ты пошто такой любопытный? – Мужик сжал кулаки до хруста и уже открыл рот, чтобы что-то добавить, когда от хлёсткого удара в грудину глаза его остекленели и он тихо и почти чинно стёк на пол грязной кучей.

Горыня отхлебнул прямо из горлышка и, держа бутылку в правой руке, а левой подхватив мужика за шиворот, потащил того к человеку со шрамом, прямо по полу кабака.

– Твоё говно? – Он толкнул тело прямо под ноги Миньке Седого и снова приложился к бутылке, не отрывая взгляда от атамана.