Кровь Троянского коня
Шрифт:
Ирина вдруг поняла, что смерть Олега не причинила ей ни малейшей боли. Почему? Их ведь связывало многое, а теперь все закончилось… Нелепая мысль закралась ей в голову – несмотря на то что она всем представляла Олега как своего бывшего мужа, развод не был еще документально оформлен. Это значит, что, с точки зрения закона, она по-прежнему является его женой. И, по всей видимости, единственной наследницей. Олег когда-то показывал ей завещание, она еще тогда пошутила, что не собирается в ближайшие пятьдесят лет становиться вдовой. У Олега были дальние родственники, он оставил им крупные суммы,
Надо же, как повернулась судьба, подумала Татищева. Олег, конечно же, сто раз мог изменить свое завещание, в особенности после их разрыва. Да и не нужны ей его деньги, большая часть которых нажита не самым честным путем. Но ей все равно жалко его. Умереть так страшно… И все-таки кто может стоять за его смертью?
Внутрипартийные разборки, сведение счетов или неудачное любовное приключение? Олег публично грозился в случае, если партия откажется от него, предать огласке позорные сведения о многих крупных политиках. Его из партии, несмотря ни на что, исключили, выкинули из парламента, сделали парией. Но обладал ли Олег реальным компроматом? Скорее всего, нет, это была неуклюжая попытка задержаться во власти, его угрозы никто не воспринимал всерьез – или все же воспринял?
Ирина подошла к двери и в который раз потрогала металлическую ручку. Дверь заперта, отчего же она так волнуется? Если убийца видел ее, то он захочет устранить опасную свидетельницу. Но свидетельницей чего она была – нашла застреленного Олега? Так это все равно стало бы известно, не сегодня, так завтра или послезавтра. Убийцу она не видела, только непонятное шевеление за портьерами – не более того. Но ведь он этого не знает, у киллера могло сложиться впечатление, что Ирина напала на его след. Да нет же, убийца должен быть хладнокровным и разумным человеком, у него имелась прекрасная возможность уничтожить ее прямо там, в кабинете.
А вдруг киллер все же не человек? Назойливая и жужжащая как комар мысль не оставляла ее. Что, если там, за пыльными занавесками, притаившись у оконной ниши, ее поджидало не человеческое существо, а нечто?.. Нечто, не поддающееся осмыслению разумом. Что за глупости, фантазия разыгралась, она же взрослая женщина – и писательница. Понятно, теперь во всем она готова видеть заговор теней или проделки потусторонней силы. И дольмеки, запомни, Ирина Вениаминовна, не имеют к преступлению ни малейшего отношения. Она пыталась убедить саму себя в этом, но безуспешно.
Раздался звонок домофона, Ирина вздрогнула. Кто это может быть? Вероятнее всего, Илья Евгеньевич. Следователь, несмотря на свои грубоватые манеры и наигранный цинизм, был ей чем-то симпатичен. У Татарчука властная и сварливая жена, пришла ей в голову неожиданная мысль. Может быть, поэтому Ирина его и жалеет? А какой женой была я? Ответить на этот вопрос мог только Олег, но его уже нет в живых – именно поэтому Илья Евгеньевич и пришел к ней домой. Придется давать показания, но что поделаешь…
– Ирина Вениаминовна, это Татарчук, – раздался в трубке несколько искаженный, но все же узнаваемый голос следователя. – Вы мне откроете?
Киллеры в дом так не проникают, убеждала себя Ирина. А как? Она ведь не знала. В одном
Следователь Татарчук не заставил себя ждать, он уже звонил в дверь, требовательно и настойчиво. Ирина на всякий случай посмотрела в глазок. Так и есть, она Татарчука хорошо запомнила.
Она открыла. Илья Евгеньевич, буркнув нечто, видимо, являвшееся приветствием, прошел в коридор. Он был одет несколько странно – добротный, хотя и помятый пиджак не совсем сочетался с бархатными брюками бутылочно-зеленого цвета. Ирина не подозревала, что эти брюки от свадебного наряда были единственными, которые Татарчук сумел разыскать в постирочную субботу у себя дома.
– Илья Евгеньевич, вы нашли Олега? – спросила Ирина. – И он… я же не ошиблась, он мертв?
Следователь, не разуваясь, прошагал на кухню, уселся на высокий табурет, облокотился на барную стойку. Затем произнес:
– Я не откажусь от крепкого кофе, Ирина Вениаминовна. Сделайте мне, пожалуйста. И растворимый, я не выношу молотого!
Ирина включила электрочайник. Татарчук выглядел уставшим и злым. Наверное, далеко не самое приятное дело выезжать на место преступления, в особенности убийства. Дождавшись, пока перед ним окажется чашка с ароматным напитком, Илья Евгеньевич положил одну за другой четыре ложки сахара – все с горкой, тщательно размешал их, отхлебнул жуткую бурду и сказал:
– Ну что, Ирина Вениаминовна, теперь расскажите, по какой причине вы решили подшутить надо мной? Сегодня же не первое апреля!
Ирина ожидала от Татарчука чего угодно, только не этой фразы. Что он имеет в виду?
– Только не пытайтесь мне сказать, что вы, приехав в особняк вашего супруга, вашего бывшего супруга, господина Татищева, обнаружили его убитым.
– Олег жив? – выдохнула Ирина. – Но ведь… это такое везение! Неужели он сумел выжить с пулей в голове?
– Ага, ваш супруг был убит с соблюдением всех норм заказного российского киллерства, контрольный выстрел в голову, – протянул Татарчук. – Видимо, вы все заранее продумали, уважаемая писательница детективов. Но я говорил вам уже, что ваши творения не выдерживают никакой критики. Я хочу знать одно – чего ради в субботний день вы позвонили мне и сообщили намеренную ложь о том, что в особняке вашего супруга находится его труп? Я, как последний дурак, поднял на уши следственную бригаду, мы выехали по указанному вами адресу – и ничего не нашли.
Ирина почувствовала, что ей становится дурно. Она опустилась на высокий табурет рядом с Татарчуком. Следователь, прихлебывая кофе, сказал:
– А перекусить у вас найдется, Ирина Вениаминовна? Думаю, я имею право хотя бы на такую компенсацию моей совершенно бесцельной поездки в дом к Олегу Михайловичу Татищеву.
Перед следователем появилась ветчина, несколько сортов колбасы, сыр, хлеб. Одобрительно крякнув, Илья Евгеньевич сделал себе увесистый бутерброд и откусил добрую его половину.