Кровь в пыли

Шэн Л. Дж.

— К черту Себастьяна. — Он сжимает мой клитор между своими идеально ровными зубами, и я фактически бросаю кулаки ему на плечи, потому что оргазм слишком силен. Я теряю контроль над своим телом, мышцами, кожей и даже костями. Мои бедра хаотично двигаются в такт его губам. Каждый раз, когда он говорит, его заряженное дыхание щекочет меня изнутри, заставляя каждый сантиметр моего тела покалывать от удовольствия. — И к черту Арийское Братство, и к черту Сан-Димас, и к черту этот мир. Мы уходим отсюда.

Я взрываюсь от удовольствия и с криком дергаюсь взад-вперед.

Он узнает, насколько сильно я кончаю, проталкивая язык глубоко в мой канал, встречая тепло, вытекающее из меня волной удовлетворения. Он вертит языком внутри меня, слизывая каждую каплю моего желания к нему.

Как раз в тот момент, когда я думаю, что больше не могу, он начинает трахать меня своим языком, совершенно не обращая внимания на мое нынешнее физическое состояние человеческого пруда гормонов.

Я в ударе. Я в огне. Мне конец. Нет, подождите. Я хочу больше. Гораздо больше.

— Дай мне мой бумажник, — говорит он, указывая в направлении своих джинсов рядом с кроватью. Я наклоняюсь, роясь в задних карманах, пока не нахожу его. Я протягиваю его ему, он открывает его одной рукой и вытаскивает презерватив.

— Сколько презервативов у тебя в кошельке в любой момент? — Ревность просачивается в мой тон.

— Один. Которым я никогда не пользуюсь. — Он наклоняется для требовательного поцелуя, встает на колени над моими раздвинутыми ногами и надевает презерватив на свой член. Я забыла спросить его, делают ли они их для его размера. Какой у него? ХХL?

— Женщины меня утомляют, — хрипит он.

— Я почти уверена, что я женщина, — отвечаю я.

— Ты не женщина. — Он направляет свой член к моему входу, впиваясь зубами в нижнюю губу. — Ты — буря.

Он толкается в меня, и я выгибаю спину от удовольствия. Это не так больно, как в первый раз, наверное, потому что я знала, чего ожидать на этот раз. Он скачет на мне, словно дьявол внутри него. Я держусь за него, как будто он ураган, который мне нужно пережить, а кровать скрипит так громко, что я боюсь, что ее каркас сломается. Когда он кончает, растянувшись на мне, наши лбы соприкасаются, оба мокрые в крошечной комнате без окон, я на самом деле рассмеялась, мои губы снова ищут его.

— Могу я попросить тебя об услуге? — бормочу я.

— Проси.

— Когда я, наконец, заполучу Кэмдена, я хочу, чтобы ты трахнул меня на его глазах с открытыми глазами, подпертыми зубочистками, как в "Заводном апельсине". Это сведет его с ума. Думаешь, ты сможешь сделать это для меня?

Он хихикает, смех вырывается из его желудка и заставляет его пресс трястись у моего живота.

— Давай.

Мы трахаемся.

На его кровати.

На его полу.

На каждой поверхности в этом грязном, ужасном доме.

В крошечной ванной, где мы украли так много маленьких, навязчиво болезненных и блаженных моментов.

На кафеле.

Под ржавой насадкой для душа.

Мой секс горит от неумолимого трения, и я чувствую онемение внутри. Большинство моих мышц — пресса, квадрицепсов и даже ягодиц — трясутся

от такой напряженной работы его тела. Но мы держимся за это.

На кухонном столе полки позади нас трясутся, их содержимое высыпается на пол.

Мы землетрясение, и мы уничтожаем все, на что натыкаемся.

В последний раз, когда мы это делаем, мы снова в его постели. Все мое тело пульсировало, а мышцы тряслись, как будто я провела последние пару лет, работая в поле под солнцем. Но Нейт? У него есть все свои ранние двадцатые годы, чтобы компенсировать это с точки зрения секса. Ему требуется ровно двадцать минут, чтобы снова встать, и в ту минуту, когда Нейт-младший готов, я тоже.

Потому что ранен он или нет — это все еще Нейт Вела.

Я не должна знать его фамилию. . .но интересно, доверяет ли он мне хоть немного сейчас?

— Какая твоя фамилия? — Я задыхаюсь над ним. Я скачу на нем в стиле обратной наездницы, его руки у меня на бедрах, подбрасывая меня вверх и вниз. Наоборот, потому что я больше не могу позволить ему получить доступ к моим пульсирующим соскам. Он просто провел двадцать минут, посасывая и кусая их, пока они не стали розовыми и красными, а плоть вокруг них покрылась синяками и потрескалась. В какой-то момент он протащил их сквозь зубы так медленно и болезненно, что они тянулись, как эластичная резина, примерно на пять секунд дольше, чем он позволил им освободиться.

Он останавливается всего на секунду, прежде чем хмыкнуть: — Без обид, кексик, но я не доверяю тебе гребаную пластиковую ложку. Ни за что, черт возьми, я не скажу тебе свою фамилию.

— Нет, — задыхаюсь я. — Нет. — Мой голос соответствует ритму, с которым он в меня входит. — Если мы собираемся это сделать, мы должны доверять друг другу.

Неохотное ворчание срывается с его губ.

— Вела. Нейт Вела.

— Я Прескотт Берлингтон-Смит. — Я вытягиваю ладонь за собой для рукопожатия и смотрю на него. Он поднимает одну густую бровь, пожимая мне руку, а другой все еще держит меня за талию и толкает мое тело на свой член.

— Приятно трахнуть тебя, Нейт Вела.

— Не за что.

Он как раз собирается показать мне, какое именно удовольствие он испытывает — я чувствую, как он расширяется внутри меня, — когда мы слышим, как открывается входная дверь, а затем с грохотом захлопывается.

Ирвин.

Он должен был быть в гостях у семьи в течение следующих двух дней. Что произошло?

Я перестаю двигаться на Нейте и поворачиваю голову. Наши глаза сцепляются. Не говоря ни слова, Нейт резко дергает бедрами вперед и сжимает мою талию, его пальцы впиваются в мою плоть, и он кончает в меня. Он открывает рот в немом стоне, переворачивает меня так, что моя спина упирается в стену у его кровати, и встает, натягивая трусы и черные рваные джинсы. Я лежу на его кровати, наблюдая за каждым его движением. Насколько я знаю, он может бросить меня обратно в подвал в любую минуту. То, что мы трахались последние три часа, не означает, что он действительно в моей команде.