Кровь за кровь
Шрифт:
– С деньгами? – спросил Окунько.
– Или с деньгами, или с Демьяном.
– Лучше с баблом!
– Посмотрим. Что кому непонятно? Я сваливаю прямо сейчас с Гусем на нашей «Ниве». Всем все ясно? Еще раз предупреждаю: перчатки не снимать, тебе, Окунь, избавиться от гондонов в городе. По дороге не бросать. Понял?
Окунько кивнул:
– Понял! Только этой резины в лесополосах немерено, и мусора их не подбирают.
– Подберут, как выйдут на хату Голубевых. Все подберут. Поэтому избавишься от улики в городе, да так, чтобы никто не нашел.
– Понял!
– А
Кожанов забрал кейс и пакет, двинулся к тыловому забору. Открыл калитку, вышел к озеру, берегом прошел до «Нивы». Гусь встретил его на подходе, неожиданно по-явившись из кустов. Так неожиданно, что бандит вздрогнул:
– Твою мать, Гусь, ты чего под дождем шаришься?
– Так смотрю, чтобы посторонних не было. Сам же приказывал.
– Заметил кого?
– Не-а! Все чисто.
– Вот и хорошо. Только промок наверняка?
– Ерунда! Ветровка, она сверху мокрая.
Бандиты сели в «Ниву». Гусин вставил ключ в замок зажигания, спросил:
– До хаты Степаныча?
– Погоди, не спеши, мне еще с Демьяном поговорить надо.
– А? Ну, давай, а я пока прогрею движок.
– Тепло же!
– Все одно, прогреть надо. Это тебе не «Лексус» или «Тойота». К нашей технике особый подход требуется, а то развалится к едрене фене.
– Прогревай и молчи!
Гусин завел двигатель отечественного внедорожника. Кожанов достал из бардачка сотовый телефон, нашел в памяти телефона нужный номер, нажал клавишу вызова абонента. Услышал в динамике длинные гудки, затем хриплый, но не сонный, слегка пьяный голос главаря банды:
– Да?
– Кожан!
– Слушаю!
– У нас все о’кей!
– Подробней!
– С голубками разобрались, то, что надо, взяли, Окунь с Лысым погонят тачки по оговоренному маршруту, я готов выехать к Степанычу.
– Не наследили на хате?
– Нет! И на улице тоже. Дождь идет, как нельзя кстати.
– Да, дождь – это хорошо! – согласился Демьян. – Давай к Степанычу. Через час и я туда подъеду!
– Я сказал Лысому и Окунько, чтобы и они к старику явились, на трамвае.
– Хорошо! Только пусть заходят с оврага, не рисуются перед соседями. Особенно пред Клавкой, на которую пашет Степаныч. Она встает рано.
– Мужики в курсе.
– Ну, ну! Давай!
– Угу. Еду!
Отключив телефон и уложив его в карман легкой куртки, Кожанов взглянул на часы. Стрелки показывали 1.37. Проговорил:
– Нормалек! Уложились в график. Прогрел движок, Гусь?
– Да!
– Тогда трогай! К Степанычу.
– В объезд озера?
– Нет, Гусь, через поселок, чтобы охрана коттеджей срисовала тачку. Думай перед тем, как что-либо спрашивать. И в кого ты такой заторможенный пошел? У нас в родне вроде тормозов не было.
Насупившись, Гусин, являющийся троюродным братом Кожана и вовлеченный им же в организованную преступную группировку, включил первую передачу, отжал педаль сцепления, и автомобиль, сделав круг, вышел на грунтовку, по которой прибыл сюда. Разбухшая
– Что-то тачки Демьяна не видать! А уже должен был подъехать.
– Будет шеф тут рисоваться на новом «Форде», – отозвался Гусин. – Оставил, наверное, где-нибудь в тупике. Их тут, этих тупиков, уйма.
– Посмотрим!
Бандиты вышли из машины. Коробко с крыльца сказал:
– Проходите в дом, да обувку скидайте, убирать за вами. Демьян со своей кралей уже ждет вас!
– А где его тачка, Степаныч? – спросил Кожанов.
– Ты это у Кузнеца спроси. Сюда не подъезжал. Демьян с Веркой пешком, со стороны сада пришли.
– Давно?
– Недавно.
Бандиты подошли к дому, на крыльце разулись, сменив туфли и ботинки на тапки, вошли в сени. Оттуда прошли в горницу, большую комнату с русской печкой вдоль стены. За деревянным столом на лавке, сложив перед собой руки, сидел крупный мужчина – Демьян. В стороне, в старом кресле восседала его любовница, Вера Николаевна Авдотьева, или Верунчик. Раньше все завали ее Метлой, она обслуживала дальнобойщиков на стоянке при въезде в город. До тех пор, пока ее не забрал к себе Демьян. Как была Верка проституткой, так и оставалась ею, только обслуживала всего одного клиента, и Метлой ее звать никто не смел – Демьян запретил, а его слово в банде – закон. Верка курила длинную тонкую сигарету, сбрасывая пепел на ветхие половики. Степаныч, закрыв двери, ушел за занавеску, где у него была оборудована лежанка. Ушел спать. В 73 года он не страдал бессонницей и спал крепко, без сновидений.
Демьянов приказал:
– Гусь! Во двор, к «Ниве». Оттуда следи за улицей.
– И чего заходил? – вздохнул Гусин. – Только зря разувался. Сразу бы и передал через старика быть на стреме.
– Поговори еще! Ушел!
Гусин вышел в сени.
Кожанову Демьянов указал на скамейку напротив себя:
– Присаживайся, Кожан, показывай, что принес.
– На стол все выложить или в кейсе посмотришь?
– Высыпай! Все одно перекладывать в сумку.
На стол посыпались драгоценности. Верка бросила в пепельницу окурок, встала. Глаза ее заблестели.
Взглянув на любовницу, Демьянов рявкнул:
– Сядь! Не для тебя игрушки.
Верка фыркнула, но подчинилась, прикурив новую сигарету, продолжая алчно смотреть на кучу драгоценных украшений.
Кожан открыл кейс, выложил пачки денег.
– Здесь три лимона в рублях и пятьдесят тысяч евро!
– Это все, что вы взяли на хате Голубева?
– Да.
– Дом обыскивал?
– Лично! Были в хате еще какие-то картины, статуэтки, может, и дорогие, серебро – ложки, вилки, – но ты о них ничего не говорил.