Кровь Заката
Шрифт:
– Под… под столом.
– Варше, – бросила Агнеса, – немедленно найдите эту гадость и уничтожьте. Она может быть больной.
– Нет! – закричал король. – Дуся не виноват! Он потерялся. Он испугался, он меня не узнал… Я не дам!
– Да кто вас спросит.
– Шарло…
– Шарло уехал, забудьте о нем. Если вы хотите оставить при себе своих мышей, вы должны забыть слова «Шарло» и «кошки». С сегодняшнего дня у вас будут другие слуги во главе с Варше, и вы будете говорить только то, что скажу вам я и дядя Жан. Понятно?
Король судорожно выдохнул:
– А малышоночки?
– Пока вы будете меня слушать, можете оставить их у себя. Для начала подпишите
Король облегченно вздохнул и, старательно высунув кончик языка, нарисовал на пергаментах свою подпись. На какое-то время малышоночки спасены. А к осени вернется большой кузен и защитит его и от дяди Жана, и от жены. Шарло обещал вернуться, значит, вернется. Он всегда говорит правду, а пока надо быть послушным, очень послушным.
2864 год от В.И.
7-й день месяца Дракона.
Арция. Тагэре
Каштаны и клены уступили место соснам и березам, а красный кирпич – серому камню. Чем ближе была Эльта, тем резче менялось настроение у Шарля. То он дурачился, разгонял Пепла и заставлял его с ходу брать препятствия, то подолгу смотрел в небо, непонятно чему улыбаясь, а потом улыбка исчезала, и на лице читалась лишь плохо скрываемая досада или тоска. Рауль Тарве смотрел на герцога с пониманием. Тагэре был рад вырваться из Мунта, но дома его ждали не самые веселые разговоры… Виконт видел письмо Эстелы, и оно ему очень не понравилось. Не хотел бы он, чтобы жена когда-нибудь поставила такие условия ему, хотя этого вряд ли стоит опасаться. Хвала великомученику Эрасти, Магда напрочь лишена амбиций и властности. Именно мягкость и женственность и привлекли его в старшей дочери графа Ландея, а Эста… Вот уж нашла коса на камень! Рауль всегда думал о жене Шарля как о сестре, хоть она и приходилась ему теткой, да и сам Шарло для него очень быстро стал старшим другом, а никак не сановным родичем.
Тарве знал и о сцене в королевской спальне, и об ультиматуме, предъявленном Эстелой. Шарль прав, эти две женщины должны быть разделены реками и лесами, иначе войны не миновать, причем войны женской, а хуже этого может быть лишь моровое поветрие. Рауль улыбнулся, вспоминая учение безумного Баадука. Что ж, атэвские мужчины защитили себя, по крайней мере, от ловушек вроде той, в которую угодил Шарло.
– Что смеешься? – Оказывается, не только он наблюдал за герцогом, но и герцог за ним.
– Про атэвов подумал, – честно признался виконт.
– Мудрые люди, – кивнул Шарло.
– Наверное, это от жары.
– Ну, не знаю… Лично я от жары тупею. Проклятый, хорошо-то как!
Пробивавшиеся сквозь сплетенные ветви солнечные лучи словно бы запутались в светлых волосах герцога. На дорогу, возмущенно пискнув, шлепнулся желторотый скворчонок, и Шарль, со смехом придержав коня, дождался, пока несмышленыш упорхнет в кусты. Остро и радостно запахло водяникой, и дорога побежала вдоль берега широкой, медленной реки, на поверхности которой белели водяные лилии. Крупные стрекозы то и дело присаживались на широкие кожистые листья и вновь взлетали. Пахнущий медом и речной свежестью ветер шевелил осоку и камыши, за рекой сгребали сено, люди и лошади казались игрушечными, а белые цветы и важно рассевшаяся на плавучем листе лягушка большими и значимыми.
Пройдет много лет, но Рауль Тарве не забудет ни эту сонную реку, ни людей на дальнем берегу, ни солнечные блики на золотистой дремотной воде…
Проклятый
Он
Эрасти не собирался ворошить прошлое. От бывшего друга ему было нужно совсем иное. Анхель никогда не был ни дураком, ни трусом. Он должен понять, что за угроза нависла над Таррой. Да, сейчас она еще далека, но император создавал империю не на год и не на век, а на тысячелетие, уж об этом-то Эрасти осведомлен. Анхель вложил в это дело все свои силы, пожертвовал, чем можно и чем нельзя. Так пусть защищает свое детище, а с ним вместе и весь мир. Церна долго думал, с чего начать, чтобы Анхель понял и поверил. Пожалуй, лучше всего с пророчества умирающего монаха. Это докажет Анхелю, что перед ним не сумасшедший. Но сначала придется доказать, что он это он. Тот самый Эрасти Церна, который был ему больше чем братом, а не его сын или просто кто-то невероятно похожий…
Он знал, что его объявили святым. Это было бы забавно и трогательно, если бы за канонизацией не стоял человек, пославший его на смерть и получивший в доказательство отрубленные руки. Анхель научился извлекать выгоду из всего, даже из памяти друга. Живой Эрасти ему мешал, святой Эрасти, наоборот, был весьма полезен. Что ж, раз его объявили святым, он им будет. Он явится лучшему другу и поведает тому о грядущем Конце Света.
Император, особенно такой, как Анхель, может многое. Предусмотрительность и ум властителя Арции должны послужить всей Тарре. Эрасти был уверен, что поступает правильно, но святым он все же не был. Он ошибся в своих расчетах. Анхель не смог понять ничего, кроме того, что перед ним его бывший друг, избежавший смерти. Даже теперь Эрасти с ужасом вспоминает ту встречу.
Это случилось ночью с одиннадцатого на двенадцатый день месяца Зеркала. Было ясно и холодно, высоко в небе сияла Ангеза, звезда, которой он отныне клялся. Он спокойно шел по улицам спящего Мунта. Городская стража не бездельничала, просто она не могла его увидеть. Впервые за все эти годы он вернулся в город своей победы и своего разочарования и долго бродил по улицам, вспоминая себя прежнего. Было хорошо за полночь, когда он наконец вошел во дворец. Почуяли его разве что горгульи на крыше да атэвские каменные львы, но для них он был хозяином, а не врагом.
Императора стерегли хорошо, очень хорошо, по крайней мере по людским меркам. Да и по магическим тоже. Эрасти невольно хмыкнул, увидев чуть ли не дюжину магов в лиловых одеяниях и с Кристаллами. Никакая людская волшба не осталась бы незамеченной, но цепная собака учует вора, но не ветер. Он мог уничтожить всех стражей, но зачем? Наследство Ангеса было неисчерпаемо, но Эрасти не намеревался тратить впустую доставшуюся ему мощь, и не потому, что так советовал Ларэн. Отдав Черное Кольцо, эльф стал много слабее своего ученика. Церна знал это, но ему и в голову не приходило воспользоваться этим обстоятельством. Сила ему дана для спасения Арции и не может быть использована ни на что другое!