Кровь Зверя
Шрифт:
– Постойте! У меня же есть… Я сейчас! – Олег сорвался с места, бросился в угол, отшвырнул грязный, пропитанный влагой плащ, ухватил рюкзак. – Сейчас! Смотрите, я собрал немного слизи! Они, как улитки, оставляли слизистые следы. Вот! – Он торжественно продемонстрировал грязную банку с засохшими внутри белесыми разводами.
– Простите, – наконец решился Алехин. – А что это было – на первом этаже, прежде чем появились браконьеры?
– Вы что, не поняли? – Профессор уставился на капитана с неподдельным изумлением. – Вы не поняли? Если я… если… если здесь нет ошибки,
Женя кивнул:
– Я готов.
Зеленский наконец разобрался с текущими делами и смог выделить время, чтобы просмотреть материалы по научному центру. Дроздевич уделял этому объекту непростительно мало внимания – папка с соответствующими документами была совсем тоненькая. Зеленский добавил в нее материалы уголовного дела об убийстве лаборанта, переданные подполковником Кононенко. Новые бумаги выглядели неприлично свежими рядом с пожелтевшими документами, оставшимися от Дроздевича.
Сейчас, в ожидании реакции профессора Баргозова, Зеленский хотел подготовиться. Профессор придет, никуда не денется.
Итак, что же там вышло? Старший лаборант, некий Кожинов, горя желанием изучить Сектор, занялся исследованиями. Что-то у него с профессором не заладилось, и парень решил организовать собственную лабораторию в Шанхае – ее разгромили местные хулиганы, которых натравил другой лаборант. По поручению профессора, конечно. Могла ли эта история заинтересовать ФСБ? Нет, слишком мелко.
А что происходило дальше? Кожинов не уволился, по-прежнему сидит в научном центре. Ах, ну да, конечно! Собственную лабораторию просто так не создашь, нужны деньги. Должно быть, Кожинов приторговывал добычей из Сектора. Да, вот рапорт – его как-то обнаружили гуляющим за Барьером в одиночку. Парня как сотрудника научного центра отпустили без наказания, но это явно была самоволка. Один раз попался, а сколько раз ходил на охоту и возвращался никем не замеченный? Нельзя упускать из виду этого лаборанта. Он может выступить свидетелем, если его прижать…
Зеленский потер руки – дело сладится, точно! Хорошее такое дело, уголовное! Значит, Кожинов сидит в научном центре, хотя с профессором наверняка рассорился вдрызг… Должно быть, хочет сперва поохотиться, вернуть все, что потерял в разгромленной лаборатории, которую устроил в Шанхае.
А что этот, новенький? Тот, что пропал в Секторе? Были два рапорта от Алехина. Последний пришел только что – парень найден.
Зеленский поискал личное дело пропавшего и тут же спасенного Свирцева – в папке его не было. «Должно быть, не успел положить, – поругал себя масовец, – из-за всей этой суматохи. Копии документов мне наверняка передали». Он порылся в стопке бумаг, сложенных Танечкой на краю стола, – ага, вот оно, лаборант Свирцев. Зеленский открыл папку, и брови его поползли вверх – лицо лаборанта было ему отлично знакомо! Это лицо он видел за последние дни раз сто, наверное.
Зеленский ощутил, как сердце забилось сильнее. Разволновался от такого неожиданного открытия. Похоже, опять давление пошаливает. Всплеск, что ли, близится? Ох, как закололо в груди… Он потянулся к телефону, и вдруг рука бессильно упала. Толстяк увидел, что комната вертится вокруг него, заваливаясь набок. Потом пол ударил его в плечо, но боли Зеленский не почувствовал. Вернее, не почувствовал боли от удара, потому что в груди слева вертелся и жег беспощадным пламенем тугой ком.
– Я лежу на полу, – сказал себе Зеленский. – Сердце прихватило. Странно, что я так спокоен.
Сказал – и не услышал собственного голоса. На шум падения в кабинет заглянула секретарша, и ее визга масовец тоже не услышал.
В кабинете Баргозова началась суета. Банку с остатками растворенной «графини» профессор с Кожиновым поволокли к приборам с такой же торжественностью, как верующие несут в храм чудом обретенную реликвию. Загудело оборудование, то и дело раздавались возбужденные возгласы: «Вполне возможно, вполне! Смотрите, какая цепочка!» – и прочее в таком же духе.
Сидор спросил:
– Петр Ильич, проектор убрать?
Ответа не последовало. Проводник махнул рукой:
– Ладно, пусть стоит пока. Нужно будет – скажут.
– Чует мое сердце, – печально вздохнул Кирилл, – завтра с утра велят выступать. Профессора вон как разобрало. Теперь не угомонится, пока своими руками не пощупает, что там такое в башне.
– Думаешь, прямо завтра? – спросил Олег.
– Он не думает, он чует, – ответил за приятеля Сидор.
Кирилл покивал и добавил:
– Всплеск будет. Не надо бы завтра, плохой день. Что-то должно произойти, что-то неправильное.
– А я у Лиды давно не был, – пожаловался Сидор. – Теперь когда еще к ней покажусь…
– Я отдыхать пойду, – Олег поднялся, – тем более, если завтра снова в Сектор.
– Тебе-то зачем? – обернулся к нему Кирилл. – Я это место знаю – и башню эту, и округу. Место препаршивейшее. Да еще «вольные» с «гербовцами» там бодаться затеяли. Но я дорогу помню, отведу, покажу. Тебе после всего, что случилось, отдыхать положено. Это вообще чудо, что ты живым вернулся!
– Нет уж, я такого не пропущу. Мне ж интересно, это я нашел! Пойду отосплюсь, завтра буду как новенький.
Олег направился к выходу, по дороге искоса поглядев на капитана. План сработал, федерал сидел и смотрел перед собой как пришибленный – переваривал новость. Никуда не денется, пойдет завтра с профессором. Олег пока не знал, как именно прикончит этого красавчика, но искажений поблизости от башни хватает, а значит, возможностей – хоть отбавляй. Для верности ему хотелось подстраховаться, прихватить какое-нибудь оружие. Он не собирался устраивать перестрелку – завтра будет не поединок, а приведение приговора в исполнение. Но ствол в любом случае не помешает, не громоздкий «моссберг», а что-нибудь более компактное, что легко спрятать и от чего легко избавиться.