Кровавая Белоснежка
Шрифт:
– Она истинное зло. Ты знаешь это. И, возможно, если бы ты никогда не повстречалась с нею, многое бы изменилось.
– Ты можешь сказать ее имя?
– я наклонялась все ближе и ближе, восхищенная сиянием страха в его глазах. Страх имел то самое парадоксальное качество человеческих глаз. Он заставлял глаза сверкать, а сердца трепетать, но по неправильным причинам.
– Ты боишься произносить имя женщины в моей зеркале, Якоб?
– рассмеялась я и откинулась назад, поскольку знала, что
– Ты никогда не задавался вопросом, почему они никогда не упоминали имени женщины в зеркале в диснеевском фильме, который выходит?
Якоб воззрился на меня с ужасом. Она пугала его, та женщина в моем зеркале, которую я любила и ненавидела одновременно.
– Никому нет дела, - вздохнула я.
– Все крутится вокруг Белоснежки и остальных второстепенных актеров в сказке на ночь. А ведь та женщина в зеркале сыграла главную роль в истории, Якоб. Позволь мне произнести ее имя, только раз. Я обещаю, что не буду произносить его трижды.
– Снова поддразнила я его. Я дейсвительно чувствовала себя хорошо, когда дразнила умирающего в постели.
Вам придется признать, что я куда более интересней, чем тот Мрачный Жнец. Мне хотелось считать себя Жнецом Гримма.
– Только не в моем доме, -наконец произнес Якоб.
– Ты никогда не посмеешь упомянуть ее в моем доме.
– Ух, ты. Коттедж теперь является твоим домом? Ты знаешь, кому сейчас принадлежит этот дом, Якоб? Это их дом...
Я не успела закончить фразу, как он наконец приподнялся и указал на меня пальцем. Для смертного, Якоб иногда умел отменно пугать.
– Хорошо. Если мы и правда знаем о том, кто такие эти семеро.
– Я знаю о трех из них.
– Якоб дразнил меня, ведь он знал что я умру лишь бы узнать имена тех кого мы называем Последней Семеркой, которых Якоб и его брат описали как гномов в своей книге. И то, что действительно задевало меня, так то что люди действительно в это верили.
– Ты не можешь справиться, не зная кто они такие, да?
– усмехнулся мне Якоб.
Мне все еще нравилась его предсмертная улыбка. Мило.
– Кроме того, мы не хотим, чтобы кто-нибудь узнал твое настоящее имя, - Якоб выглядел смело даже на ложе смерти.
– Разве ты не согласна?
Я кивнула. Почему я хотела, чтобы мир узнал мое настоящее имя после стольких лет? Оставьте мое имя в покое. Пусть оно мелькает у них перед глазами, всякий раз, когда они видят его в книгах или слышат в кино, даже не зная, что оно мое. Я не видела сама тех фильмов, но тот факт, что мир совершит сей прогресс, был предсказан нам заранее.
– Я согласна. Взгляни что случилось с Румпельштицкином, когда они узнали его настоящее имя, -вздохнула я.
– Которое напоминает мое, Якоб. Почему ты не изменил историю Румпельштицкина? Мысль о том, что знания реального
– Это была идея моего брата Вильгельма.
– Я не понимаю, -покачала я головой.
– Почему ему не хотелось поведать историю такой, какая она есть, без подделок?
– Ты же знаешь его. Он очень любит намекать в книгах, -объяснил Якоб.
– Вильгельм был уверен, что изобретение сказок было правильной вещью, поэтому он оставил намеки и подсказки, чтобы это могло помочь тому, что сможет прочесть меж строк и открыть правду.
– И что именно за намек он сделал в рассказе Румпельштицкина?
– Ты его не заметила?
– Извини. Я королева. Я уже испорчена. Я зло. Я плохая. К тому же глупая дура. Так что рассказывай Якоб.
– Я игралась с зеркальными монетками.
– Тот факт что Румпельштицкин был что-то вроде злого троля, так же как и ты называлась Злой королевой, должен был вызвать у читателей вопрос, почему имена персонажей не упоминались в сказках, и правда сказки заключалась в истинных именах. С той самой истории, если кто-то узнавал имя Румпельштицкина, он был бы разоблачен, Вильгельм подумал, что это могло бы заставить читателей поразмышлять о настоящих именах персонажей. Было время, когда он хотел написать реально имя феи крестной но я отговорил его от этого.
– Ну и гадость! Даже не упоминай ее при мне. Я ненавижу эту глупую старую хохочущую женщину.
– Она тоже тебя ненавидит, глупая Злая королева.
– Для умирающего человека чувство юмора Якоба был слишком горьким и жгучим на языке.
Белки глаз Якоба выглядели покрасневшими от красных венок, изогнутых под черными насупленными бровями. Идельно белая, черная и красная сцена. Это заставило меня задуматься над тем, как долго мне было суждено оставаться проклятой и преследуемой этими тремя цветами. Иногда, мне думалось, что я могу различать только окровавленный черный и белый. Я взглянула на сажу рядом с камином и удивилась, почему лоб Якоба был вымазан в ней. Ко всему прочему, я знала, что Якоб не сможет излечиться. С печалью я подозревала, что он все же нашел Золушку. Но не было смысла спрашивать его об этом. Если он даже нашел ее, то не расскажет мне где она.
– Так как ты умираешь Якоб, я хочу сделать признание. Но, во-первых, я должна у тебя кое-что спросить, ибо никто кроме тебя не в состоянии мне ответить, когда ты умрешь.
Я покачала головой и вздохнула глядя на свои ухоженные длинные ногти пытаясь отогнать подозрительные мысли прочь. Оставалось всего лишь несколько минут, прежде чем он уйдет.
– Ты действительно думаешь что я зло, Якоб?
– Наконец спросила я.
Якоб посмотрел в другую сторону.