Кровавая графиня
Шрифт:
Приговор во всеуслышание объявлен осужденным, а также предписано его немедленное приведение в исполнение[70].
Когда Теодуз Сирмиензис из Сулёва дочитал приговор, пандурам пришлось осужденных схватить, ибо они пытались убежать, доведенные до умопомрачения призраком страшной смерти, чьи когти они уже на себе чувствовали. Они так отвратительно визжали, что у стоявших вокруг стыла кровь в жилах.
Помощники палача прежде всего взяли из рук пандуров Илону Йо и сунули палачу сначала одну руку, потом другую.
Лица у всех были бледны.
Палач раскаленными клещами вырывал один палец за другим. Когда дело
Настал черед Фицко. Три пандура с помощью помощников палача повалили его на землю и прижали голову горбуна к колоде. Палач взмахнул топором, и голова Фицко отделилась от шеи. Одновременно замолк и яростный рев, который рвался из горла Фицко. Отъятая голова покатилась с колоды, и те, кто видел открытый рот горбуна, готовы присягнуть, что слышат его рев еще и поныне. Затем палач схватил тело Фицко, бросил его на костер, как полено, а за ним швырнул туда и голову, сгреб двадцать кровавых пальцев и, словно мусор, бросил их туда же. Затем приказал помощникам разжечь огонь. Поленья затрещали, пламя взвилось ввысь и облизнуло двух женщин, которые, придя в себя, разразились диким ревом, но вскоре снова потеряли сознание, чтобы утихнуть уже навсегда…
И в Чахтицы отправился гонец с поручением, чтобы на граде воздвигли виселицы на все четыре стороны света в знак того, что справедливость восторжествовала.
Костер уже догорал, когда граф Няри подошел к палатину и сказал:
— Уверяю твою палатинскую светлость, что на этом или другом месте вспыхнет еще один костер, и на нем в пепел обратится самая жуткая злодейка всех времен — Алжбета Батори.
Еще две страницы из чахтицкой приходской хроники
Я пишу эти строки января десятого дня в лето 1611 от Рождества Христова с сердцем, исполненным радости. Сегодня неожиданно пожаловал в град наш палатин Дёрдь Турзо, да будет ему честь и слава. Приехал со своею свитой, отправляясь в Прешпорок, дабы отвезти туда Андрея Дрозда, предать его суду и потребовать наказания. Он был немало озадачен, найдя Дрозда не в темнице града, а за приятельской беседой с кастеляном.
«Кастелян, вы проводите время за разговором с разбойником, которого должны держать в темнице?» — возмущенно спросил палатин.
Рядом с Андреем была Эржика Приборская. Испуганно обнимая его, она со слезами на глазах смотрела на палатина.
«Если этот человек должен быть в темнице, то и мое место рядом с ним, ибо я делал то же самое, что и он, — ответил кастелян. — Ваша палатинская светлость назначили меня кастеляном этого града и одновременно с этой должностью поручили следить за Андреем Дроздом. Я следил за ним согласно своей совести и разумению, а теперь передаю его вам».
Палатин кивнул ратным, чтобы они взяли Дрозда.
«Но, — гордо выпрямился Микулаш Лошонский, — одновременно слагаю с себя свои обязанности, которыми ваша палатинская светлость изволили почтить меня, и вместе с этой должностью отдаю и себя в ваши руки, ибо я заслуживаю той же участи, что и Дрозд».
«Подобной участи заслуживают многие, —
«Если ваша светлость изволили решить так, — кастелян подошел к палатину, — чтобы один пострадал за всех, прошу вас, пусть это буду я».
«Нет!» — вскричал Андрей Дрозд.
«Почему ты решаешься на такую жертву?» — спросил палатин, явно растроганный этим поступком.
«Я стар, мои дни сочтены, и если я погибну, никто не будет меня оплакивать, но здесь…»
Палатин посмотрел на Эржику, которая трепетно смотрела на кастеляна — глаза ее были полны слез.
Палатин положил руку на плечо кастеляна.
«Ты мужественный человек, Микулаш, каким был всегда».
Тут к палатину подскочил Андрей Дрозд:
«Я никогда не соглашусь, чтобы из-за меня страдал тот, кого я так глубоко уважаю и так люблю!»
Палатин смотрел на кастеляна, смотрел на Андрея Дрозда, Эржику Приборскую и чувствовал, что уже не в силах заглушить голос своего сердца. Улыбка уже смягчила его строгое лицо.
«Так кого же из вас я должен увести?»
«Никого!» — воскликнула Эржика Приборская, которая тут же уловила перемену в чувствах и мыслях палатина.
«Пусть будет так, как ты решила», — сказал Дёрдь Турзо, искренне сожалея, что причинил столько страданий двум молодым сердцам.
Сегодня у меня были Дрозд, Кендерешши, Калина, Ледерер, Эржика, Магдула, Мариша и Барбора, которую быстро оздоровило счастье, улыбнувшееся ей. Все на седьмом небе, и мое старое сердце скачет и радуется вместе с ними.
Особенно преисполнены ликования Андрей Дрозд с Эржикой, поскольку сегодня Юрай Заводский принес грамоту, которой подтверждается их брак.
Но в подобном счастье не отстали и остальные — уже в воскресенье у них будет первое оглашение брака… Приходится спешить, поскольку вскоре они наденут военную форму.
Один Ледерер не станет солдатом. Он взял мастерскую Репаша, которая была ему предназначена вместе с дочерью мастера…
Столько блаженного довольства я еще никогда вокруг себя не видел.
Всем дышится легче, в том числе и городу.
Сегодня я встретил еще одного просветленного человека. Монаха, францисканца. Он пришел ко мне в приход, я с радостью узнал его. Это Михал Приборский, который некоторое время назад исчез. Когда он понял, что Эржика не его сестра, когда увидел, как она любит Андрея Дрозда и убедился, что никогда не станет его любить иначе, чем как брата, он ушел в монастырь, чтобы забыться. И нашел там утешение. Он искренне разделяет счастье Эржики…
Сентября 15 дня в лето 1614 от Рождества Христова. Пишу эти строки сразу же после ухода Микулаша Лошонского, который приходил известить меня, что чахтицкая госпожа скончалась сегодня ночью в подземной темнице.
Стало быть, конец спорам между палатином и королем — привлечь ли графиню к суду или нет. Она уже перед Высшим Судией…
Умерла она без света, без утешения, всем миром покинутая…
Смерть постигла и графа Няри, не подарив ему окончательной победы.
Не он — смерть привлекла Батори к суду.
К суду наисправедливейшему из всех!
На улице бешено завывает буря.
Словно испустили дух с десяток колдуний…
Примечания
1