Кровавая графиня
Шрифт:
В безумном порыве хозяйка замка набросилась на гайдуков.
— Мерзавцы, трусы, своих командиров бросили на произвол разбойников!
И тут же прозвучало повеление о самом страшном для гайдуков наказании.
Засвистели дубины и палки. Гайдукам велено было колотить друг друга, причем как можно яростнее. Когда госпоже показалось, что один из них молотит товарища слишком пяло, она заорала на него и сама так его отделала, что он в беспамятстве распластался на земле. Гайдуки, устрашенные примером, молотили друг друга что есть силы. И один за другими грохались наземь, ревмя ревя от боли.
Чахтичане ошеломленно смотрели, не
— А вы бы еще от гуляша и вина не отказались, верно? Расплавленным свинцом накормить бы вас!
Орудуя палкой, она опрокинула котел. Мясо в ароматной подливе стекло в огонь. Раздалось шипение, повалил пар. А госпожа помчалась дальше к бочкам, палкой, точно бильярдным кием, стала пробивать днища, вино брызнуло, увлажняя жаждущую землю. Винные пары смешались с ароматами гуляша. У гайдуков, беспомощно лежавших на земле, и у пандуров, в закутках двора, потекли слюнки.
Владычица замка остановилась в изнеможении. Избитые гайдуки уже не вызывали злости, нужна была следующая жертва, на которую можно было излить гнев. У опрокинутых котлов беспомощно стояла Ката, у кресла с балдахином — Илона, Анна и Дора, которая только что подошла к ним. А в стороне у огня, в котором алели клещи, стоял слесарь Павел Ледерер. Кроме них, на дворе не было ни одной живой души. Пандуры схоронились в темных закоулках двора.
Илона и Анна молили Бога, чтобы гнев госпожи обрушился на Дору. Они думали, что, потеряв приязнь госпожи, она не отважится показаться ей на глаза, покуда не приведет Магдулу Калинову. И в самом деле, дикий взгляд госпожи остановился на Доре. Однако завистливых служанок ждало разочарование — приказ графини был новой наградой любимице:
— Дора, приведи Калину!
Протест
Дора уверенным шагом поспешила со двора, а госпожа села в кресло.
Отцы города и толпа горожан решили, что настало подходящее время для того, чтобы обратиться к чахтицкой владычице. Когда посланцы города во главе с Яном Пониценом смело предстали перед ней, она смерила их хмурым взглядом.
— Что вам надобно? — холодно спросила она.
— Мы пришли от имени города Чахтицы, — начал Ян Поницен и с достоинством выпрямился.
— В последние дни я убедилась, что вам нравится сюда ходить, — усмехнулась госпожа. — И напрасно. Не так давно я говорила вам, чего от вас ожидаю. Вы прекрасно знаете, что и для вас и для церкви было бы лучше перебраться за сто верст от замка, если он так мешает вашему покою.
— Я переступил порог замка не по своей воле, а по поручению города Чахтицы, — строго проговорил священник, — и прошу вас выслушать наше возражение.
— Какое еще возражение? — взорвалась госпожа. Ярость охватила ее при взгляде на этого гордого старца. Придется как можно быстрее устранить его! — тут же созрело решение. — Она вмиг овладела собой и холодно сказала — Я слушаю вас.
—
— Пусть у вас не болит о том голова! — оборвала его графиня. — Если бы вы, досточтимый пастор, и ваши старейшины глубже вдумались в мои поступки, вы бы обнаружили, уверяю вас, что я не нарушила закон и не вмешалась в полномочия суда. Все обстоятельства требовали, чтобы Ян Калина, мятежник и разбойник, был тотчас обезврежен. Но мы выслушаем, что, собственно, повергло отцов города в удивление!
— Еще раз повторяю, ваша светлость, — сдержанно продолжал Поницен, несмотря на то что вся кровь в нем кипела, — мы не устанавливаем, насколько вы были вправе сделать то, что делаете.
— Весьма любезно с вашей стороны, — язвительно заметила она.
— Мы не устанавливаем этого, — упрямо продолжал священник, — поскольку убеждены, что этим займутся люди, призванные следить за соблюдением законов.
— У меня нет никакого желания выслушивать проповеди, — обрушилась на него Алжбета Батори, — извольте говорить покороче.
Ян Поницен был в высшей мере возмущен. Нить подготовленной речи оказалась порванной. Он выпалил:
— На чахтицкой площади виселица никогда еще не стояла. Мы возражаем против того, чтобы на площади вешали!
— Мы против! — закричали и стоявшие позади священника горожане, возмущенные недостойным поведением госпожи. Раздались выкрики и перед замком: — Мы против!
— Ха-ха-ха! — послышалось в ответ. — Суть не в том, что на площади состоится казнь, а в том, что будет повешен разбойник Ян Калина. Если вы будете настаивать, я заявлю властям, что город Чахтицы тайно сговорился с разбойниками, что поддерживает их. Тогда чахтичанам придется доказать свое уважение к закону тем, что будут, точно заботливая мать, обихаживать несколько сотен немецких наемников!
И она разразилась смехом, в котором слышалась убежденность, что все бессильны против нее.
— Ну как, вы все еще против? — грозно спросила она.
Отцы города на мгновение смутились при мысли, что она им на шею посадит наемников-немцев, которые обычно грабят сокровищницы города, нарушают покой семейств и опустошают чуланы жителей. Но даже эта мысль не охладила их возмущение, и они снова громко закричали:
— Против!
Тем временем от ворот незаметно подошла согбенная женщина. Это была старая Калинова. Она долго ждала возвращения Мариши Шутовской, а поняв, что напрасно ждет, решила отправиться на поиски. Однако нигде не нашла ее, и потому в измученной ее душе созрело решение наведаться к чахтицкой госпоже.
Остановившись перед ней, она выпрямилась с таким достоинством, что удивленным отцам города показалось, будто она стала выше ростом.
— И я тоже против, госпожа! — взволнованно воскликнула она. — Не для того рожала я детей, чтобы ты их губила! Ты забрала у меня дочь из-за сына, которого сама и сделала разбойником. Ты повелела ставить виселицу, а нынче ночью твои запроданные дьяволу служанки поволокли в темницу Маришу Шутовскую, мое последнее утешение.
Неожиданный приход старухи и ее взволнованное обвинение настолько поразили госпожу, что она не сразу сообразила, как заткнуть ей рот и тут же на месте покарать ее за наглость.