Кровавая любовь
Шрифт:
— Да, девичник, — подтверждаю я через мгновение. — Ленор полезно выбраться из дома.
Вульф кивает, наливая себе выпить.
— Ты беспокоишься о ней.
Я медленно кручу стакан со скотчем в руке, рассматривая логотип «Темных глаз».
— Ей сложно адаптироваться.
— Ты забываешь, что она всего лишь наполовину вампир и всю свою жизнь воспитывалась как человек.
— Я этого не забываю, — огрызаюсь на него. — Я был рядом. Видел, как ее воспитывали.
Он приподнимает бровь.
— Тогда, возможно, ты забываешь, что это трудное время для любого вампира, который находится в процессе
— Я заблокировал воспоминания, — говорю я тихим голосом.
— В любом случае, ты не помнишь. А я помню, что со мной было. Это чертовски тяжело, хотя я всю свою жизнь знал, что произойдет, когда мне исполнится тридцать пять. И видел, как то же самое случилось с моей сестрой, когда той исполнился двадцать один год, затем с братом. И к подобному никак не подготовишься. А Ленор прошла через это без всякого предупреждения, и никто из нас точно не знает, каково это для нее, потому что в нас нет ведьминой крови. Я считаю, она приспосабливается так хорошо, как только может, старина.
Я вздыхаю.
— Да. Это верно. Но я все равно беспокоюсь. Ее тело приспосабливается, но разум… и сердце. Не уверен, что она создана для такого образа жизни. Ленор слишком… мягкая.
— Она очень мягкая, — соглашается он, выпив. — Но именно поэтому ты в нее влюблен. Потому что столетия твоей жизни были тяжелые.
И неумолимыми. Годы были неумолимы.
— Я так сильно люблю ее, что даже не понимаю, как это возможно, — тихо признаюсь я, глядя в никуда.
Чувствую на себе удивленный взгляд Вульфа. Между нами воцаряется тишина. Хотя вампиры по натуре довольно эмоциональны и экспрессивны, я никогда не разглагольствовал о чем-то столь личном. Возможно, мягкость Ленор действует и на меня.
Не уверен, что мне это нравится. Нужно оставаться жестким во многих отношениях.
— Что ж, — говорит Вульф через мгновение, прочищая горло, — если тебе от этого станет легче, любовь не понимают даже люди, не говоря уже о нас. Возможно будет лучше, если это и останется тайной. — Я допиваю свой напиток, и он наклоняется через стойку, наливая мне еще. — И не беспокойся о Ленор. В конце концов, она придет в себя. Просто на это может потребоваться время.
— Знаю. Но тогда почему мне кажется, что время на исходе? — спрашиваю я, не в силах игнорировать мрачное предчувствие, которое не дает мне покоя с тех пор, как произошел инцидент с Яником. — Рядом с ней я болезненно ощущаю эти секунды, минуты, часы, дни, как будто время теперь ограничено, а не бесконечно.
— Может быть, это потому, что мы не знаем, насколько она бессмертна, — указывает он. — Мы знаем, что можем жить вечно, если захотим и только если будем осторожны. А как это работает с наполовину ведьмой, наполовину вампиром? Сколько сможет выдержать ее организм? Есть три способа убить нас, а сколько ее? И даже без этого, как долго она проживет естественным путем? Сто лет? Пару сотен?
Ленор сама задавалась этими вопросами, на которые ни у кого из нас не было ответов. Гибриды человека и вампира могут жить долго, как, например, мой брат Калейд, первый обращенный вампир от отца. Со временем его человеческая
— Может, в этом все и дело, — размышляю я. — Или просто придется ждать, когда упадет вторая туфля. Ты же знаешь, что мой отец не закроет глаза на то, что она сделала.
Вульф расплывается в улыбке.
— О, хотел бы я видеть его лицо, когда он узнал, что маленькая Ленор превзошла его Темный орден. Испепелила. — Затем Вульф хмурит брови. — Но ты же знаешь, что он не может покинуть свою родину.
— Не может? Или не станет? Две разные вещи, Вульф. И независимо от этого, кого — или что — бы он ни послал сюда, это будет намного, намного хуже, чем Яник.
Он пожимает плечами.
— Я буду готов к ним. Ты тоже.
— Но будет ли Ленор?
— Я бы не стал недооценивать ее, Солон. Это и была ошибка твоего отца.
Возможно, он прав, но это не успокаивает. Черт возьми, я не создан для этого сентиментального дерьма.
Внезапно мой нос наполняется запахом аниса, и Вульф быстро кивает мне. Онни здесь.
Он шагает через клуб к задней двери и стучит. После первого визита вампиры получают ключ-карту, которая дает им доступ через парковку с задней стороны дома, но им все равно приходится стучать, чтобы войти внутрь. Их должны пригласить.
— Онни, — говорит Вульф, открывая дверь для нашего гостя. — Заходи.
Онни заходит внутрь, одетый в темно-розовый костюм. С его темным оттенком кожи, светлыми глазами и длинными черными волосами, жилистым и изящным телом, Онни пытается казаться другим, этаким эксцентричным чудиком, а не вампиром. У него это получается, но из-за того, что он такой запоминающийся, ему приходится менять свой внешний вид каждые тридцать лет или около того. В последней версии, когда он жил в Хельсинки в 1960-х годах, у него было фиолетовое афро, которое ему очень нравилось, но думаю, что он больше обожал свой напудренный парик, который тот носил во Франции в конце 1700-х годов, по образцу и подобию его дорогой подруги Марии-Антуанетты.
— Отличная вечеринка была прошлой ночью, — говорит Онни, занимая место рядом со мной в баре. — Я был так очарован этим вампиром с Аляски, что забыл пожелать спокойной ночи.
Вульф протягивает скотч.
— Пойдет?
— Я бы выпил хорошего красного, прости за мои придирки. Что-нибудь из Бордо? Старое?
— Какого года? — спрашиваю я. В подвале есть винный погреб, но мне не очень хочется отправляться на поиски редких сортов вин.
— Любого, старше того, что можно купить в винном магазине, — говорит он.
— У меня есть каберне Совиньон 90-х годов, Напа, — говорю ему, когда Вульф наклоняется и достает его. — Ты в Калифорнии, Онни. Можешь заказать свое бордо в Европе.
Вульф наливает нам всем по бокалу, поскольку открывать бутылку только для одного человека — такая себе трата.
— Итак, — говорю я, смакуя вино. И практически ощущаю погоду в день сбора винограда. Солнечный свет после утреннего тумана. Густого и холодного. — Что привело тебя сюда, Онни? Обычно ты не приезжаешь без каких-либо новостей с родины.