Кровавая любовь
Шрифт:
Он улыбается мне, обнажая ослепительно белые зубы.
— Абсолон, серьезно. Друг не может приехать, чтобы поздороваться?
— Ты не любишь хандрить из-за смены часовых поясов для того, чтобы просто поздороваться. Достаточно было бы электронного письма.
Его улыбка поникла. Он делает долгий, осторожный глоток вина, а затем проводит языком по зубам.
— Довольно вкусно. Я и забыл, как сильно люблю калифорнийское красное, — замечает он. Затем пристально смотрит на меня. — Были некоторые, э-э, неприятности. Скарде
Я выпрямляюсь, чуть не клацая зубами при упоминании имени моего брата.
— Калейд? Ты с ним общался?
Онни кивает.
— Он вернулся в Хельсинки, навсегда. Правит своим собственным насестом. Кажется, теперь у него та же цель, что и у тебя, как и у всех нас.
Я хмурюсь.
— И какая?
— Убить твоего отца.
Я чуть не смеюсь.
— И ради этого ты проделал весь путь? Несешь полную чушь.
Онни вздрагивает от выражения моего лица, которое, видимо, убийственное. Именно так я себя и чувствую сейчас.
— Это не чушь. Он отделился.
— Когда это случилось? — спрашивает Вульф, тоже не веря своим ушам. Калейд, золотое дитя моего отца, был рядом со Скарде с самого начала. Эти двое не разлей вода.
— Пару лет назад, — говорит Онни.
Я качаю головой, горький привкус во рту перекрывает вкус вина.
— Невозможно. Я бы уже знал.
— А я убедился, — возражает Онни. — Я был в Хельсинки, жил с ним в Красном мире. У него есть свои планы. Клянусь тебе.
— Я думал, ты в Таллине, — ворчу я.
Он качает головой.
— Калейд пожелал моего возвращения.
Финляндия долгое время была родиной моего брата. Отец живет дальше на севере, там, где финская и норвежская границы пересекаются за полярным кругом. Калейд веками метался между этими двумя местами.
— И твой отец переехал, — продолжает Онни, возможно, улавливая мои мысли, как делают некоторые вампиры. — Его больше нет в деревне, он уехал на север. Отступил еще дальше в Красный Мир, так далеко, что даже Калейд не может его найти. Тот догадывается. Скарде догадывается, что хочет Калейд, поэтому делает все возможное, чтобы предотвратить это. Там он сможет создавать свои армии без чьего-либо вмешательства, но… — Онни замолкает.
Никто из нас не знает наверняка, с кем именно Скарде заключил сделку о вечной жизни, когда стал первым вампиром. Я предполагаю, что с дьяволом или какой-то темной, всезнающей злобной силой. Ходили слухи, что эта темная сила помогала Скарде все время, или что он был не более чем марионеткой на протяжении веков. Поскольку мои воспоминания об отце окрашены безумием и ненавистью, я не знаю, имел ли тот полную свободу действий или нет. Полагаю, это никогда не имело особого значения. Мой отец — фактический король, которому подчиняются почти все вампиры, независимо от того, кто на самом деле стоит за ним.
— Мой отец
Онни пожимает плечами.
— Калейд задавался тем же вопросом. Значит, на это должна быть причина. Серьезная причина. Вот почему я здесь. Убедить тебя приехать в Хельсинки, чтобы ты мог объединиться со своим братом и положить этому конец.
Я смотрю на Онни так, словно он, черт возьми, выжил из ума, потому что он не может всерьез говорить эти слова.
— Ты же шутишь. Объединиться? Ты понимаешь, как нелепо это звучит?
— Понимаю, но я серьезно. Посмотри на меня, Абсолон, увидишь, что это так.
Вампирам трудно лгать друг другу. Трудно, но не невозможно.
— Ты хороший человек, Онни, но ты тупой, как чертов столб. Ты действительно думаешь, что я поеду в Финляндию, поверив твоим словам, будто Калейд хочет работать со мной?
Онни выглядит обиженным.
— Ты мне не доверяешь?
— Нет, — резко говорю ему. — Я никому не доверяю. Именно поэтому я все еще жив, — делаю паузу, изучая его мгновение. Онни говорит правду, и это странно, но он может убеждать сам себя. — Ты ведь понимаешь, что это похоже на ловушку, верно? Калейд спрашивал обо мне, или это твоя идея?
Онни смотрит мне прямо в глаза.
— Он спрашивал о тебе. Сказал привезти тебя в Хельсинки, если смогу.
Я прищуриваю глаза, волосы встают дыбом.
— Привезти меня? — холодно повторяю я. — Любыми средствами?
Он криво улыбается мне.
— Ты же знаешь, что это было бы невозможно. Я лишь могу отстаивать его правоту и вежливо упрашивать.
Я колеблюсь.
— Он упоминал Ленор? — спрашиваю я.
— Твоя малышка-ведьма? — спрашивает Онни. Если бы я не уловил нежность в его голосе, то, вероятно, разорвал бы его надвое за использование такой снисходительной фразы. — Нет.
Хм-м-м. Калейд должен знать, что Ленор уничтожила Яника, но если он не спрашивает о ней, то, по крайней мере, она не является мишенью. Если бы это была ловушка. А я уверен, что это она и есть.
— Что ж, ты знаешь мое мнение, — говорю Онни, прежде чем допить вино и подняться на ноги. — Не думаю, что ты лжешь, но вряд ли можешь винить меня за то, что я не доверяю своему брату. Если бы он правда хотел — нуждался — в моей помощи, он доказал бы это, приехав сюда, в мои владения. Для меня поехать в Хельсинки — равносильно тому, чтобы лезть в петлю. И, прости, но моя жизнь только что вновь приобрела краски. Не хотелось бы так скоро помирать.
Я смотрю на Вульфа, не забывая быть хорошим хозяином.