Кровавая Мэри
Шрифт:
Не оборачиваясь, Борис чувствует на себе напряжённый взгляд Ларисы.
— Я никуда не поеду!.. Они мне третий отпуск срывают!.. Не имеют права!.. Давай за встречу!.. — Он разливает коньяк по рюмкам. — Ну, чокнулись!
— Мне не хочется. — Лариса отворачивается от мужчин, как бы оставив их одних. Мужчины выпили, отломили по куску хачапури. Убеждая себя самого, Борис продолжил:
— Решено! Я никуда не еду — пусть посылают Крымова!
— Но он же ещё не может, после ранения…
— Найдут другого!.. Всё: тема
— Хорошо. — Обескураженный Заур прямо в костюме ложится на песок, подложив под голову «дипломат». Все трое лежат молча.
— Как ты думаешь, мне надо перевернуться? — спрашивает Заур.
— Обязательно. Чтобы брюки не загорели… Кого дают на поддержку?
— Ерёменко! — Заур сел, оживился. — Опытный оперативник, чёрный пояс карате!.. Помнишь, как он один двух киллеров взял?..
Резко повернувшись, Лариса приподнимается и пристально смотрит на Бориса. Видя это. он решительно заявляет:
— Не помню и вспоминать не хочу!.. Я же тебе сказал, что не поеду!.. Лежи и загорай!..
Все снова улеглись. Молчание.
— Я всё-таки разденусь. — Заур снимает туфли. Оставаясь в пиджаке и галстуке, снова ложится. — Хорошо тут… Минут десять полежу и пойду: надо начальству доложить и твой билет сдать.
— Билет прямо туда?
— Нет, сначала в Москву. Генерал хотел с тобой пообщаться.
— Чего это вдруг сам генерал?
— Я ж тебе объяснял, что задание очень серьёзное!
— Тебя специально прислали?
— Ну, да!
— И Ерёменко уже там?..
— Конечно. Ждёт тебя.
— Боря! Ты же обещал! — в голосе Ларисы слёзы.
— Я не поеду!.. Не по-е-ду!!! — кричит самому себе Борис.
… И вот Лариса уже провожает их обоих в аэропорту.
Объявлена посадка. Надо идти.
— Ну!.. — Он виновато берёт её за плечи. — Всего один месяц… А потом…
— А потом ещё один, ещё три, ещё полгода… — Она устало машет рукой. — Писать будешь?
Вмешивается Заур.
— Часто не пиши, а то она выйдет замуж за почтальона.
— А тебя я ненавижу, — сообщает ему Лариса. Но он смеётся:
— Учти: от ненависти до любви — один шаг!
— Ну, всё… Пока!
Борис подталкивает Заура вперёд, порывисто обнимает Ларису и, не оглядываясь, направляется к паспортному контролю. Она видит, как их подвозят к трапу и как они поднимается в самолёт.
Если б это снимали кинокамерой, то оператор бы укрупнил кадр, и мы бы увидели ноги Бориса на ступеньках трапа…
… И вот его ноги снова на ступеньках: он поднимается по лестнице, ведущей к обезьяньему питомнику. Очевидно, прошло немало времени, потому что даже в вечнозелёном Сухуми некоторые деревья уже пожелтели. Борис взволнован, достаёт сигареты, закуривает. Вот и знакомый служебный домик. Вдали, у клеток, он видит Ларису, окружённую экскурсантами. У домика на скамейке сидит какой-то светловолосый
— Дунька! — радостно окликает её Борис. Обезьянка оборачивается, секунду смотрит на него, потом снова продолжает играть с мужчиной.
— У вас сигарета погасла, — говорит тот и протягивает зажигалку. — Скучают!
Борис прикуривает.
— Она вас знает? — спрашивает светловолосый, кивая на обезьянку.
— Мы с ней старые друзья. Правда. Дунька?
Обезьянка снова секунду смотрит на Бориса, потом отворачивается, прыгает к мужчине на колени и обнимает его, прижавшись щекой к щеке.
— Сколько вы с ней не виделись?
— Три месяца.
— Для обезьяны это большой срок.
— Не только для обезьяны.
Мужчина протягивает ему зажигалку:
— У вас снова погасла.
— Ну, и Бог с ней!
Борис бросает сигарету, поворачивается и поспешно уходит. Дойдя до лестницы, он уже бежит, бежит вниз, как бы убегая от самого себя…
Из маминого дневника:
«… Прочла дискуссию в газете: давать амнистию или вать?.
Многие депутаты так охотно голосуют за амнистию, потому что знают, что сами скоро сядут в тюрьму… Смогу ли я получить амнистию?.. Не за то, что творила злые дела, а за то, что не совершала добрых?… Кому-то вовремя не помогла, кого-то не поддержала, не утешила — это ведь тоже преступления. Не сыграла свою главную роль на сцене, не успела попрощаться с мамой, не влепила прилюдно пощёчину негодяю…. А всё ли я дала моему мальчику?… Всему ли я его научила, чтобы он сумел честно и трудно прожить свою жизнь?..
Как много у меня грехов!.. Я их накапливала все годы и не отмаливала прощения у Бога — меня не научили молиться!.. Как я завидовала тем. кто искренне стремился в церковь… Я хочу молиться… Но я не умею, не умею… И самое страшное преступление — я не научила молиться сына!»…
— Ну, так вы расскажете или нет?…
Воспоминаний рассеялись — машина стояла у светофора. Тина продолжала допытываться:
— Так было у вас в жизни что-нибудь серьёзное?… Вы в кого-нибудь хоть раз влюбились по-настоящему?..
Он уже полностью отряхнул кадры воспоминаний и пришёл в себя.
— Конечно! Однажды я влюбился в жену гипнотизёра, она была его ассистенткой. Это могла быть любовь на всю жизнь, но мы ни разу не смогли встретиться.
— Почему?
— Или она вместе с ним выступала, или, когда она оставалась одна дома, он её гипнотизировал, и она спала до его возвращения. И так — всю жизнь.
Тина рассмеялась.
— Я опять вам чуть не поверила… Ладно, не буду больше мучить такими вопросом — вам этого не дано… Куда мы сейчас едем?