Кровавая месса
Шрифт:
– Простите, но я предпочитаю стоять. Так будет лучше, если вы решили меня отослать.
– А по-вашему, я должна так поступить?
– Не знаю. Это вам решать...
– Вы так полагаете? Тогда я задам вам другой вопрос. Вы этого хотите?
– Не важно, чего я хочу. Скажем прямо: я должен уехать?
– Возможно... Я не сомневаюсь в вашей привязанности, но вы не обязаны всюду следовать за мной. Вы никогда не скрывали от меня своих взглядов, и я знаю, что вы настоящий, истинный сторонник Республики в самом лучшем и благородном смысле этого слова. Человек, который будет жить здесь некоторое время, – ваша полная противоположность.
– Мне все это известно, и вам незачем уговаривать меня. Когда мы уехали из Канкаля, я поехал с вами не только потому, что хотел защитить вас от Понталека и попытаться спасти вашу мать – да хранит господь ее душу. Я решил, что должен быть рядом с вами, чтобы прийти вам на помощь при малейшей опасности, уберечь вас от горя...
– Так вы останетесь? – спросила взволнованная Лаура.
– Неужели вы в этом сомневались? Я не могу вас покинуть в тот час, когда опасность стоит на пороге. Я всюду буду сопровождать вас, и вы всегда можете на меня рассчитывать. При необходимости я готов убить вас, чтобы спасти от эшафота... Но не забывайте об одном: я служу вам, а не тому человеку, что спит наверху, – добавил Жуан, бросив суровый взгляд на второй этаж, где еще были закрыты ставни.
– Он вам не нравится?
– Нет. Несмотря на то, что он спас вас. Этот человек не нравится мне, потому что он приносит несчастье женщинам, хотя я не могу не испытывать восхищения перед его храбростью.
– Он приносит несчастье женщинам?
– Конечно! Для барона де Баца главное – риск, приключения, а женщинам нет места в его жизни. Он берет все и не дает взамен ничего. Если он причинит вам зло, то будет иметь дело со мной!
Жуан поклонился и ушел. Несмотря на угрозу, прозвучавшую в его последних словах, Лаура почувствовала облегчение. Ей было бы больно расстаться с таким другом – а она считала его именно другом, а не слугой. Жуан был молчаливым, но верным и надежным человеком.
Через некоторое время на крыльцо вышли два солдата Национальной гвардии, их провожал явно повеселевший Жуан.
– Я вернусь вечером, – сказал де Бац. – Возможно, я буду выглядеть иначе, так что не удивляйтесь. Пожалуй, будет лучше, если вы дадите мне ключ.
– Разве вам не опасно выходить? – возразила Лаура.
Барон рассмеялся:
– Неужели вы думали, что я спрячусь у вас, закрою все окна и двери и не высуну больше носа на улицу? Вы не должны ничего менять в ваших привычках ради меня. Просто предоставьте мне возможность уходить и возвращаться в любое время. Если мне понадобится собрать в вашем доме друзей, я заранее попрошу у вас на это разрешения.
Он уже собрался уйти, но молодая женщина снова задержала его:
– А что будет с Мари?
– Именно ее судьбой я и собираюсь сейчас заняться.
– Может быть, вы позволите на этот раз действовать мне? У меня есть одна идея...
– Что за идея?
Тон барона был настолько холоден, что Лаура немедленно пожалела о своем порыве. В конце концов, ей не требуется разрешение Жана, чтобы попытаться вызволить Мари из тюрьмы.
– Мы поговорим об этом вечером.
Де
Час спустя Лаура почти бежала по аллее, ведущей к дому Тальма. Приблизившись к широкому крыльцу, она замедлила шаг – даже сквозь закрытые окна и двери до нее донесся шум ссоры. Этого только не хватало! Ей было необходимо поговорить с Тальма в тишине и покое.
Из кухни выглянула Кунегонда и, кивнув Лауре, тяжело вздохнула.
– И вот такой гвалт с полуночи! На вашем месте... гражданка, я бы дважды подумала, прежде чем туда войти. – Кухарка была не в ладах с новыми правилами этикета, но все же иногда она употребляла принятые в это время обращения.
– Но мне хотелось бы сообщить им нечто важное...
– А это не может подождать?
Но тут на крыльце появилась Жюли – она увидела Лауру в окно и поспешила спуститься.
– Дорогая Лаура, вы как нельзя кстати! – приговаривала госпожа Тальма, ведя ее в дом. – Подите, подите скажите этому сумасшедшему, что вы думаете о вчерашнем спектакле!
В то утро полем супружеской битвы стала столовая. Тальма, задрапированный в некое подобие фиолетовой тоги, опирался на стол голыми локтями. Его кулаки были крепко сжаты, волосы всклокочены в беспорядке, и он напоминал рассерженного бульдога. Появление Лауры не вызвало у него даже тени улыбки. Он вскочил со стула и бросился к гостье.
– Дорогая моя, будьте нашим арбитром! Вот уже несколько часов эта мегера кричит на меня! Можно подумать, я что-то решаю, когда речь идет о репертуаре! И она никак не желает понять – если я не буду играть то, что нравится народу, я рискую потерять работу!
– Но надо же и меру знать! – воскликнула Жюли и обернулась к Лауре, явно рассчитывая на ее поддержку. – Видели вы когда-либо нечто подобное? Низкое, гротескное, недостойное зрелище этот ваш «Страшный суд»! Актеры «Театра Нации» никогда не опустились бы до того, чтобы играть такую отвратительную глупость!
– Ах вот как?! А кто изменил пьесу «Британник» так, что Альбина говорила Агриппине: «Гражданка, вернитесь в свою квартиру!» Это что, не смешно? Несколько месяцев у них ушло на то, чтобы выбросить из всех пьес слова «король, королева, император, ваше величество» и тому подобные! Это, по-вашему, не глупость? И все-таки это их не спасло от тюрьмы, где они сидят теперь и ожидают решения своей участи. Одному богу известно, что с ними станет. Ты этого для нас хочешь?.. Лаура, дорогая моя, не хотите ли кофе? Только что сварили свежий...
Прекрасный голос актера-трагика снова стал мягким и бархатным. Он подвинул Лауре стул, взял чашку и налил ей крепкого горячего кофе. Жюли, изумленная таким неожиданным превращением, на мгновение потеряла дар речи и тоже успокоилась. Она машинально села рядом с Лаурой и протянула мужу свою пустую чашку.
– Вам отчаянно не везет, моя дорогая! – сказала Жюли. – Вы второй раз присутствуете на омерзительном спектакле – вчерашний был глуп, да и сегодняшний не лучше. Нас извиняет только то, что мы женаты. К счастью, вы еще не знакомы с прелестями супружества.