Кровавая месса
Шрифт:
– Что-нибудь передать Мари от вашего имени? Вы же знаете, как она вас любит...
Де Бац помолчал немного, потом на его лице появилась нежная улыбка.
– Вы отлично знаете, что нужно ей сказать. Мари должна забыть о Мишель Тилорье!
Лаура не стала говорить, что ей самой с трудом удалось забыть об этом инциденте. А ведь она никогда не сомневалась в честности Жана.
– Я напомню ей ваш девиз: «In omni modo fidelis» – «Верен всегда и во всем», – почти машинально прошептала Лаура и тут же пожалела об этом. На лице барона появилась гримаса страдания, которую он попытался скрыть за
В вестибюле барон столкнулся с Жуаном.
– Я уезжаю, – сказал он. – И неизвестно, когда вернусь. Берегите ее, прошу вас!
– Не стоит просить меня об этом. Чем дальше вы будете от нее, тем меньше поводов для беспокойства. И все же храни вас бог!
Де Бац протянул руку, и Жуан без колебаний пожал ее. Невзирая на разницу в убеждениях, люди чести всегда узнают друг друга...
На следующий день, когда Лаура собиралась навестить Мари и вела долгий торг с Жуаном, который вознамерился ее сопровождать, явился с визитом Жан Эллевью. Очень длинный вязаный шерстяной шарф, обмотанный вокруг горла, нарушал привычную элегантность его костюма. Нос у певца покраснел, глаза слезились.
– Вы уходите? – простонал он. – Какая досада! А я-то надеялся провести какое-то время в тишине у огня, выпить липового чая... Я буквально рассыпаюсь на части!
– Вы заболели, мой друг? Но зачем же вы вышли из дома в таком состоянии? Вам следовало бы лежать в постели...
– О, я бы так этого хотел! Но Клотильда Мафлеруа, узнав о моей болезни, буквально поселилась у меня в спальне, хотя я ясно дал ей понять, что предпочитаю одиночество. Неужели эта женщина никогда не поймет, что я ее больше не люблю?
– Женщинам всегда трудно это понять, – улыбнулась Лаура. – Входите же, друг мой! Вы можете сесть в кресло у камина, а липовый чай сейчас принесут. Но как же вам удалось сбежать?
– Через окно в кухне. Я бежал от самой улицы Мариво и совершенно выбился из сил! – выпалил певец так жалобно, что Лаура взяла его за руку и отвела в гостиную, где в камине горел яркий огонь. Она устроила гостя на канапе, подложив ему под спину подушки.
– Бина о вас позаботится.
Улыбка удовольствия тут же исчезла с лица Эллевью.
– А вы все же уходите?
– Да. Я собиралась навестить Мари Гранмезон в ее доме на улице Менар.
– Это очень неосторожно с вашей стороны. Говорят, что за ней усиленно следят.
– Но я полагаю, что ей все же разрешено видеться с подругами?
– Я в этом не уверен. Во всяком случае, пусть вас лучше сопровождает этот медведь, ваш мажордом! На улицах становится все опаснее...
Это Лаура и сама заметила. После казни королевы каждый день на улицах раздавался зловещий грохот колес. Повозки свозили осужденных к эшафоту. Этот страшный путь уже проделали жирондисты, госпожа Ролан, бывший герцог Орлеанский, бывший мэр Парижа Байи, очаровательный Барнав, сам себя называвший «любимым чадом революции» и любивший королеву... Но это все были «звезды», а сколько мало кому известных людей сложили голову на гильотине! Повозки страшной вереницей следовали по улице Сент-Оноре мимо дома Робеспьера.
В конце концов Лаура все же согласилась, чтобы Жуан сопровождал ее. Это было тем более необходимо, что она собралась идти пешком: теперь любой экипаж вызывал гнев прохожих. Люди старались не пользоваться даже фиакрами, потому что это предполагало определенный материальный достаток.
Закутавшись в черную теплую накидку с капюшоном, защищавшую от холода и сырости, молодая женщина отправилась на улицу Менар. Она взяла с собой горшочек меда и две банки с вареньем из шароннских слив, как если бы навещала больную. Жуан нес их в корзинке вместе с букетиком астр. Они подошли к дому Мари, и Лаура протянула руку к веревке колокольчика, но позвонить не успела: откуда ни возьмись у двери появился жандарм.
– Что тебе надо, гражданка? – сурово спросил он.
– Я хотела бы видеть гражданку Гранмезон. Она ведь здесь живет?
Лаура произнесла это с заметным иностранным акцентом, и жандарм сразу же нахмурился:
– А ты кто такая? Часом не англичанка?
– Нет, я американка. Меня зовут Лаура Адамс. – Она протянула ему свое свидетельство о гражданской благонадежности. – Мари Гранмезон – моя подруга, поэтому я и хочу ее навестить.
– Мне, конечно, жаль, но гражданку Гранмезон посещать запрещено. – Жандарм внезапно расхохотался. – У нее заразная болезнь, и ее надежно изо... изолировали! – Он не слишком уверенно произнес последнее слово.
– Она больна? – встревожилась Лаура.
– Можно сказать и так. Она больна роялизмом, а это очень опасная болезнь!
– Иными словами, для гражданки Гранмезон собственный дом стал тюрьмой? – вмешался Жуан, который уже начал терять терпение. – Так зачем же тогда ее выпустили из тюрьмы?
– Если бы ты оказался на ее месте, ты бы так не говорил. Ей куда лучше в собственной квартире, чем в камере. Кстати, ты-то кто такой? Прислуживаешь богатым иностранцам?
Жуан сунул нахалу в нос свой железный крюк, и жандарм в ужасе отпрянул.
– Я воевал и потерял руку под Вальми! Советую тебе говорить со мной поуважительнее, сопляк!
– Извиняюсь, гражданин. У тебя же на лице это не написано... Но я был бы рад пожать руку такому храбрецу! – Жандарм протянул Жану грязную ладонь, и тот пожал ее здоровой рукой. – Только насчет гражданки Гранмезон я тебе ничем не могу помочь. Ее охраняют днем и ночью на тот случай, если ее любовник, настоящий злодей, решит к ней наведаться.
– А что же она ест? Или ей с неба сыплется манна? Может, ее все же выпускают за покупками?
– Нет, она не выходит. Покупками занимается ее слуга, здоровенный такой. А гражданка Гранмезон не должна ни с кем общаться. Так что сожалею, но вы ее увидеть не сможете.
– Но хотя бы передайте ей то, что мы принесли! – попросила Лаура.
– А записки какой-нибудь там случайно нет, а?
– Посмотрите сами. Это мед и варенье, которое гражданка Гранмезон сама варила. Сливы из ее собственного сада. Скажите ей, что это от Лауры и...
– Хватит! – оборвал ее жандарм. – Ничего я ей не скажу! Будьте довольны, что я это у вас беру...