Кровавая пасть Югры (сборник)

Граждан Валерий Аркадьевич

Автомат избил спину и он его то и дело перебрасывал на грудь. Волки тоже разделились: двое увязались-таки за ним. Приметив удобную скалу, Мирон скрылся за ней. Волки не видели, как он вскинул автомат и поставил на одиночный выстрел. Они почти столкнулись. Выстрел отозвался в тайге громовым раскатом. Испугавшись, Щербатый присел и огляделся. Прислушался, но в ушах стоял лишь собственный звон. Шёл двадцатый день побега. Теперь он уверовал в свою неуязвимость. В тайге ощутимо потеплело. Вор шел больше ночами: не так холодно и видно «Ковш» на небе. Ко всему волчьи глаза светились в темноте.

Днем спал украдкой,

держа оружие наизготовку. На второй день Щербатый понял, что просто отстреливать волков – себе дороже. Убитого съедали его компаньоны по стае, а на кровь стервятников сбегалась тьма-тьмущая других. Было ясно, что он жив, пока есть патроны. Патроны убывали не по дням. И он стал отбирать на съедение очередного волка. Делал это, разведя костёр. Пристрелит ближнего, а пока те отскочат, забирал добычу. Кости, шкуру сородича звери жрали с особой злостью, поглядывая на свою потенциальную жертву огненными глазами.

Глава десятая. Жить – значит реки переплыть

Ел волков, рыл муравейники. В подтаявших ручейках-речках пытался ловить мелких рыбёшек, но здесь удача не баловала его. До средины мая Мирон рассчитывал перейти Вилюй и Лену. На проталинах рвал дикий чеснок-черемшу. Экономил спички: одна-две в день. Приходилось больше идти днём: под снегом были провалины с подтаявшим снегом. После них надо было сушиться, что не всегда получалось. На день прилаживал поверх обуви волчьи шкуры, ночью спал на них. Но невыделанные они почти сразу ломались на морозе. Вырезал сосновые лапоступы на таёжный манер, когда ломаются лыжи.

Порвалось две резинки с противогаза: рогатка из них здорово выручала. Кончалось замороженное ночами волчье мясо мясо. Чтобы не терять счёт дням, начал делать надрезы на прикладе.

Всё более закраины берега поблёскивали водой и приходилось продираться урманом по над берегом. Он снял шинель и сделал из неё скатку: идти даже в одной фуфайке стало жарко. Но ночью было всё ещё морозно. Щербатый исхудал, как гончая собака. Ноги за день ходьбы гудели от усталости. Не раз он засыпал на ходу и его едва не загрызли волки. Помог нож, что всегда был под рукой на поясе. Он внезапно очнулся, когда зверь уже лизнул упавшего в предвкушении трапезы. Зэк полоснул острым лезвием по горлу наклонившегося над ним волка. Тот было отпрыгнул в агонии назад, заливаясь кровью. Но был сбит навзничь и разорван двумя другими. Сон пропал почти на двое суток: перед глазами мерещилась оскаленная морда хищника. Беглец вслушивался в каждый шорох весенней тайги, всматривался в чащу до боли в глазах, но стояла почти умиротворяющая тишина.

Лишь изредка попискивали какие-то птички. Спугнул глухаря, но «мясо» улетело, тяжело хлопая крыльями. Лишь раз удалось броском ножа ранить зайца: тот увлёкся, грызя обмякшую кору молодого дерева. Ослабевая, заяц уходил от преследователя. Но всё-таки упал и сник, задёргав в судорогах лапами. Щербатый в эту ночь потратил ещё одну спичку на костёр.

И все-таки реки с речушками беглец одолел без риска для жизни. Сколько осталось в рожке патронов, он не считал. Хотя в его памяти каждый выстрел отмечался чувством отрезанного пальца.

Лена внезапно открылась широтой русла. Мирон от неожиданности опешил и было попятился назад. Вдали чернела круча правого берега. Снег слепил глаза и от этого подтаявшие карнизы

казались чёрными. Зловеще поблёскивала проталина у прибрежного льда. Её ширина была повсюду вдоль берега не менее трёх метров. Отчётливо виднелись многочисленные трещины вдоль и поперёк русла. Их число росло, что сопровождалось треском и подвижкой льдин. И Щербатый с переходом решил не спешить. Хотя кровь в висках стучала в предчувствии важного «рубикона»: остаться жить, либо умереть. Глухо бухнуло совсем рядом. Нет, подумал беглый зэк, надо ждать ночь, когда лёд прихватит заморозок.

Глава одиннадцатая. Молитва нехристя

Мирон вгляделся в дальний скалистый берег Лены. В свете луны он выглядел чёрными зубцами скал. Ещё резче обозначились трещины во льдах. Вода вздымала горой прибрежный лёд. Под тонкой наледью образовались пузыри воздуха. Стекло ледышек над ней рассыпалось со звоном. Пора!» – Подумал беглый арестант и упал на колени. Много он грешил в этой жизни. И теперь, в свой многотрудный час решил покаяться хотя бы перед Богом. Неровён час и он в холодных водах сибирской реки Лены отдаст богу душу.

Звёзды надменно смотрели на него с высоты промёрзшего за зиму неба. Во всю его ширь сделал росчерк метеор.

– Господи, Боже мой, нету мне, грешному прощения. Кровь на мне убивца, хотя безгрешных душ не замал и зряшно не губил. А что в арестанты попал, так ещё слаб умом и молод был. Дай мне, Господи, пожить ещё немного, позволь не сгинуть понапрасну. Может я ещё сгожусь на что в этой жизни. Ведь не сдох я по твоей воле на лесоповале, когда других ты прибирал к себе пачками! Может и мои заготовленные брёвна сгодились на фронте! Те мосты и накаты в землянках хоть малость помогли Победе над Антихристом. Прости, Господи, грешного раба твоего Мирона! Не подниму больше никогда руку на сотворение греха. А боле я и не знаю, как просить. Аминь»

С тем Щербатый встал, взял в охапку лапник и пошёл к разводью, потом добавил сучьев и принёс оленью шкуру. На шкуру приладил вещмешок и противогазную сумку с мясом и черемшой. Надёжно закрепил автомат, сверху уложил вырезанный берёзовый шест. Легонько посунул поклажу к матёрому льду по наледи. Шкура легко проскользила до самой закраины. Прополз по гати сам: получилось, даже ледок не провалился, лишь хрустнул.

Далее всё шло как в полусне: взявши на прицеп к поясу промёрзшую шкуру, он пополз. Наст резал руки, пот застилал глаза. В выбранном месте река была не шире трёх километров.

Но ползком их преодолеть, да ещё вслепую (лёжа он не видел большую часть трещин и промоин) до рассвета вряд ли удастся.

Надо вставать. Вначале вор приподнялся на колени. Взял шест и отпустил подлиннее «буксир». Немного отполз и начал вставать. «Только бы выдержала льдина!» – Думал лихорадочно вор и, выпрямив колени осмотрелся…

Увиденное пронзило его мозг словно молнией. Вокруг было разводье метра на полтора-два. Сзади трещина расходилась стремительно, отдаляя его поклажу на шкуре. Течение грозило Щербатому как минимум расставание с автоматом и припасами. Зэк упал плашмя и ужом развернул тело назад. Удалось зацепиться за большой лёд шестом. Помог толстый сучок на его комле. Срывая ногти, беглец подтягивал себя и льдину. В последний момент он, опираясь на шест, перекатил себя на спасительный наст.