Кровавая Роза
Шрифт:
– Из них ничего не вытянешь, из этих индейцев, им нельзя доверять. Но пусть ваше величество только представит себе, мы вошли в Теноцтитлан без единого выстрела, потому что ацтеки никогда не видели всадников.
– К-как это, Кортес?
Казалось, Карл V немного успокоился.
– У этих аборигенов нет лошадей, сир.
– Нет лошадей! – повторил изумленный император.
– Нет, сир. Они приняли нас за богов!
– Вы этим не воспользовались?
– Напротив, сир… именем вашего императорского величества, государя Испании мы завладели городом, его памятниками, лагуной и дворцом Монтесумы.
– Ка… какой
– Он носил убор из зеленых перьев в знак своего воинского сана и сандалии на золотых подошвах… На плечах у него был плащ, усыпанный драгоценными камнями и жемчугом; застегивающийся на шее огромным изумрудом, который мне удалось спасти и… привезти вашему императорскому величеству.
За портьерой воцарилась тишина. Видимо, Карл V рассматривал драгоценный камень.
Зефирина ничего не знала об этом несчастном короле Монтесуме. Внезапно ей стало жаль его: она почувствовала, что он попал в безжалостно расставленные сети, и что предательство, уже проникшее на берега Эльдорадо, еще не затронуло ацтеков.
А в кабинете Карл V поднялся со своего кресла. Он прошел мимо дона Рамона, неподвижно замершего в дальнем конце комнаты.
– Вы заставили этого дикаря креститься и отречься от своей языческой религии? – спросил император, смягчившись благодаря полученному подарку.
– Увы, нет, сир. Во время «Ночи печали» перед своим варварским храмом из золота туземцы, клявшиеся нам в дружбе, взбунтовались. Я заставил Монтесуму обратиться с речью к толпе. Он был убит своим собственным народом. Кто-то метнул ему камнем прямо в лоб. Ацтеки преследовали нас, их становилось все больше, они убивали наших, и нам пришлось отступить… Это был сущий ад… мы понесли ужасные потери, я решился дать бой в долине Отумба и Оаксака, против нас было двести тысяч воинов…
– Двести тысяч… – повторил взволнованный Карл V.
– Богом клянусь, с нами было бы покончено, если бы мне не удалось поразить стрелой их вождя. Я захватил его знамя. Среди дикарей началась паника, я потерял триста своих лучших солдат, но двадцать тысяч индейцев нашли свою смерть… Я приказал построить лодки, чтобы вновь овладеть Теноцтитланом с лагуны. После нескольких недель осады, 13 августа, сир, мы победоносно вступили в город… Чтобы укротить туземцев, мы сожгли их дворцы. У меня с собой донесение для вашего величества. Мы расстреляли около сорока тысяч мужчин. Женщин и детей, тех, кто продолжал сопротивляться, утопили в озере… предварительно их, конечно, окрестили наши славные священники. Так мы добились мира. Вот какую пришлось заплатить цену за то, чтобы теперь преподнести вашему величеству Юкатан, город Веракрус, завоеванный нами, все королевство – Новую Испанию.
– Которой, как говорят, вы мечтаете завладеть, чтобы сделать из нее собственную империю.
– Это клевета, сир… меня хотят погубить в глазах вашего величества.
Зефирина с трудом разобрала последние слова. От всего, что довелось услышать, ее сковал ужас. Она наклонилась и увидела Кортеса, все еще стоящего на коленях. Тень Карла V повернулась к конкистадору.
– Что это за сокровища? – спросил он.
– Золотая посуда, туземные божки в оправе из изумрудов… Я приказал все погрузить на наши галионы. Но во время путешествия нас предательски атаковал Жан Флери…
– Моя флотилия!.. Самая сильная в мире!.. И не смогла оказать сопротивления
– Неудачным стечением обстоятельств, сир. У нас на борту были ягуары…
– Что… что это еще такое?
– Животные, сир… как бы лучше объяснить вашему величеству? У них по четыре лапы, как у больших кошек… И пятнистая шкура… Это большие млекопитающие, обитающие в этой части Эльдорадо. Мы хотели привезти их вашему величеству… Во время путешествия звери находились в клетках, но они выбрались оттуда, убили и ранили около двадцати моряков. Экипаж был… напуган, ослаблен как раз в тот момент, когда Жан Флери на восьми кораблях судовладельца Жана Анго из Дьеппа…
Карл V исчез из поля зрения Зефирины. Повысив голос, он сухо произнес:
– Дон Рамон, мы приказываем… всей моей флотилии схватить живыми или мертвыми этих проклятых французов, Жана Флери и Жана Анго.
Дон Рамон сделал шаг вперед.
– Что касается последнего, это будет трудно, сир, он во Франции и не выезжает из Дьеппа, разве что мы предпримем осаду города…
– Схватите сначала Жана Флери… этого вора… В отношении Анго мы примем решение позже… Что касается вас, Кортес, я вижу, что… что мне о вас плохо говорили… Мы жа… жалуем вам титул маркиза… долины… О… О…
– Оаксака, – закончил дон Рамон.
– Именно… воз… возвращайтесь в… в Новую Испанию, Кортес. Постройте красивый испанский город! Да… дайте ему новое название… Мейор [38] … Мехико… Что скажете, Кортес? Зву…чит неплохо…
– Великолепно, сир. Но ваше величество позволит предложить и мне: город Карла Великого.
Загадочный владыка, видимо, не любил лесть. Зефирина увидела, как он отвернулся от конкистадора и сел за рабочий стол. Не обращая больше внимания на посетителя, он, махнув рукой, погрузился в какие-то бумаги.
38
Лучший.
– Мы сказали Мехико… Посетите королеву в Толедо, Кортес и… не… не забудьте… Нам нужен этот… про… проклятый француз!
Аудиенция закончилась. Кортес поднялся. Дон Рамон повел его к потайной двери. Зефирина воспользовалась этим, чтобы вновь занять свое прежнее место. Отводя глаза, буржуа и два офицера сделали то же самое. Дон Рамон, вернувшись, подошел к молодой женщине.
– Ваша очередь, сударыня.
Момент для беседы с императором, который только что так гневался на французов, был для Зефирины очень неудачным.
Ни жива ни мертва она встала и последовала за доном Рамоном в «логово людоеда»…
ГЛАВА XI
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
При появлении Зефирины человек, сидевший за тяжелым столом черного дерева, не поднял головы.
Великий труженик перечитывал пергамент с глубоким вниманием. Она же узнала в этом скромном писаре владыку, который заставил трепетать всю Европу, – Карла V.
Потупившись, она присела в глубоком реверансе. Поскольку за этим ничего не последовало, она выпрямилась и стала ждать знака императора. Скромную комнату можно было принять за келью ученого монаха. Кроме потрескивания свечей на бронзовом подсвечнике да тиканья часов, ни один звук не доносился до Зефирины.