Кровавое Благодаренье
Шрифт:
— Тебе спасибо, красна девица! — ухмыльнулся я.
— А мне за что?
— А вот, смотрю на красоту твою, и радуюсь!
Юля засмущалась, и юркнула за Наташу.
— А ну, — властно затянул я, — подать сюда Маргариту свет Николаевну!
— Здесь я, батюшка, — кротко ответила Рита. Инна, стоявшая рядом, задорно мне подмигнула.
— Ну, что ж тебе подарить? — призадумался Дед Мороз. — Каменьев дорогих, да злата-серебра тебе уже надарено, и мехов, и повозки самобеглой… А-а… — оживился
И моя женщина, умная, мудрая, ироничная, запищала и запрыгала, как девчонка, хлопая в ладоши. Хотя аплодировали все, а пуще других Инна, как актриса состоявшаяся, и Марина Сильва, как будущая старлетка.
— Спасибо, спасибо! — Рита с силой обняла меня, вытянулась, приникая к уху, и сбивчиво зашептала: — Но… Это же по-настоящему?! В Лос-Анжелесе?
— Ну, да, — улыбка расщепила белую бороду.
— А когда? Скоро?
— Где-то в середине марта.
— Дедушка Мороз, я тебя люблю!
— Эх! — крякнул дед. — Кабы не мои годы…
Ритин смех слился с Маринкиным хихиканьем, а часы всё стремительней докручивали стрелки, близя полночь.
Дед Мороз одарил каждого, опосля чего вынул две запотевшие бутылки шампанского, и велел Васёнку:
— Откупоривай, чадо, а мне пора!
Ухода Деда Мороза, похоже, никто не заметил. Дон Фернандо любовался новеньким «Ролексом», Инна и Наташа примеряли новые платья от Алика Зингера, а Лея была поглощена жилищным строительством…
…Мы со Снегуркой живо переоделись, вновь обращаясь в скучных смертных, и Баккарин-младшая спросила, смущенно запинаясь:
— А мне Дьед Мороз подарит что?
— На той неделе, Мариночка, — заговорил я с таинственным видом, — мы сходим в лыжный поход…
— О, в настоящих лижах?!
— Ага, а потом…
— Прямо на снегу?! — не унималась Марина Сильва де Ваз Сетта.
— И прямо, и вдоль, и поперек! А потом я отведу тебя в одно место…
— В какое?
— В Институт театрального искусства!
— О-о… — черные глаза округлились, равно как и дивный ротик.
— Официальные прослушивания и просмотры — в мае, ну, а я неофициально. Покажу тебя Марку Анатольевичу!
— О, Мигел…
— Пошли, Марик, а то без нас отметят, — проворчал я, застеснявшись черного прилива обожания во влажном взгляде.
А из гостиной несся перезвон курантов!
Поплыл, остывая, набат, и гулко ударил колокол.
— Один! — хором закричали женщины. — Два-а! Три-и!
Дон Фернандо плеснул мне с Мариной, и протянул два шипящих бокала.
— Четыре! Пять! Ше-есть!
Хозяева и гости незаметно перетасовались. Донельзя счастливый Васёнок держал за руку Марину, ко мне
— Се-емь! Во-осемь! Де-евять!
— Миш! — моего уха коснулись теплые губы Риты. — А приглашение не на одну меня… Там еще и на сопровождающего! Поедем? М-м? А то я одна боюсь!
— Надо подумать, — улыбка оттянула мои щеки к скулам.
— Одиннадцать! Двена-адцать! Ур-ра!
Васёнок с Мариной увлеченно целовались, забыв о шампанском, а мы с Ритой сначала выпили. И этим тотчас же воспользовались Инна с Наташей — они присосались к моим щекам, зажимая в амурных тисках.
— С Новым годом, Мишечка!
Влажные Ритины губы, пахнувшие игристым вином, решительно прижались, закрывая мне рот.
— С новым счастьем!
Среда, 3 января 1996 года. День
США, Аризона, Коронадо
— Сейчас налево, Доби, — голос Синти звучал напряженно, но страха в нем не чувствовалось.
Добан Руни, сидевший за рулем здоровенного армейского грузовика, уважительно кивнул. Валко шатаясь, старенький, но крепенький РЕО М-35 съехал с трассы на узкое запущенное шоссе, уводившее в заросли колючего чаппараля.
Зимой темнело рано, и желтые овалы фар скакали по разбитому асфальту, как будто притягивая тьму со всех сторон. Самым светлым было густо-фиолетовое небо, где догорали последние отблески заката.
— Доби, можно спросить? — кутаясь в теплую куртку, Даунинг нахохлилась, глядя на дорогу.
— Конечно, мэм, — Руни покосился на «командиршу». Синтия не болтлива, зато знает цену справедливости — и ничего не боится. Даже бывалые вояки, обсуждая приказы Даунинг, сначала четко и быстро исполняют их. Потому как убедились — эта леди умна, толкова и смыслит в тактике «герильи».
— Доби… Бывает у тебя так, что ты морщишься, кривишься и думаешь: «Эх, зря я пошел в это ополчение!»
Водитель хохотнул, и задумался.
— Нет, мэм, — серьезно сказал он. — Мысли, конечно, всякие в голову лезут. Разве за ними уследишь? А только мой па всегда учил: «Держись, сын, той стороны, где правда!» Вот я и держусь.
— А то, что нас повсюду Нацгвардия гоняет? — Синти с интересом глянула на Руни.
— Мэм, — Добан снисходительно улыбнулся, — я, конечно, университетов не кончал, но карты знаю не только в покере. Гоняет! — фыркнул он с великолепной небрежностью. — А вы вспомните, где нас гоняли месяц назад — по югу Нью-Мексико! А теперь и в Западном Техасе гоняют, и в Аризоне, и в Калифорнии! И я… Только вы никому!