Кровавое дело
Шрифт:
Monsieur де Жеврэ поднял голову и посмотрел на вошедшего, взглядом спрашивая, что ему нужно.
— Какой-то господин с дамой, не имеющие повестки, желают говорить с господином следователем. Вот карточка этого господина.
Ришар де Жеврэ мельком взглянул на карточку и, увидев в ней имя доктора Анджело Пароли, с живостью проговорил:
— Попросите войти.
Итальянец и Сесиль были немедленно введены в кабинет.
Де Жеврэ не сразу узнал дочь Жака Бернье, потому что ее лицо было закрыто густой траурной вуалью.
Он
— Это вы, дорогой доктор! Как я счастлив вашим посещением! Может быть, вы уже принесли мне чудотворные очки, которые моя мать ждет с таким нетерпением?
— Нет еще! Очки вашей матушки будут готовы только завтра, и я буду иметь честь лично привезти их. Сегодня же меня привело к вам весьма странное обстоятельство. Это почти невероятная игра случая, благодаря которому я пришел к вам вместе с mademoiselle Бернье.
Пароли указал на девушку, которая между тем уже успела откинуть свою вуаль.
— Mademoiselle Бернье! — повторил судебный следователь, видимо, сильно удивленный, и почтительно поклонился.
— Да, сударь! Доктор Пароли был так добр, что согласился сопровождать меня для того, чтобы я могла вручить вам некоторые вещи, принадлежавшие моему покойному отцу и украденные у него убийцей.
Де Жеврэ обратился к итальянцу:
— Значит, ваше посещение имеет целью ужасное дело, совершившееся на Лионской железной дороге?
— Да, сударь, как бы ни невероятно казалось такое стечение обстоятельств на первый взгляд.
— У вас в руках находятся вещи, принадлежащие покойному Жаку Бернье? Вещи, которые были при нем в момент его трагической кончины?
— Да, сударь, и когда вы увидите их, то будете сами в состоянии судить о степени их важности.
По знаку судебного следователя новым посетителям были поданы стулья.
— Прошу вас, садитесь и объясните мне все как можно подробнее. Не скрываю, что вы меня заинтересовали до последней степени.
— Дело идет об одной находке, — с невозмутимым апломбом пояснил итальянец, — и находка эта сделана благодаря вам.
— Мне! — воскликнул следователь, искренне изумленный.
— Да, вам, или, вернее, вашему визиту в мою лечебницу. Вы еще, конечно, ничего не понимаете, но сейчас поймете. Немедленно после консультации я решил отправиться, не теряя ни минуты, к моему знакомому полировщику горного хрусталя, чтобы заказать комбинированные стекла, необходимые для очков вашей матушки. Он живет на улице Виель-дю-Тампль. Бесконечный хвост карет заставил меня выйти из экипажа. Я был уже в нескольких шагах от дома, где живет Тоннелли, как вдруг увидел на мостовой, в грязи, вот этот самый предмет.
С этими словами Анджело вынул из кармана своего пальто бумажник.
— Так этот бумажник?…
— Принадлежит моему отцу, — закончила Сесиль.
— Уверены ли вы, mademoiselle, ведь такого
— Тут нет никакого сомнения. Документы не позволяют думать о какой бы то ни было ошибке.
— Что же в нем?
На этот раз ответил Анджело Пароли:
— Во-первых, в нем находится квитанция одного марсельского банкира на сумму один миллион двести тысяч франков. Затем, черновик завещания, составленного господином Вениамином Леройе, нотариусом из Дижона. И, наконец, письмо, написанное покойным господином Жаком Бернье его дочери Сесиль, от первого декабря. Mademoiselle Сесиль говорила мне, что потеряла его.
— Это то самое письмо, которое вы потеряли и в котором было пятьсот франков?
— Да!
Судебный следователь раскрыл бумажник и прежде всего вынул из него квитанцию, которую тут же развернул и пробежал глазами.
— Поздравляю вас, — обратился он к Сесиль. — Я душевно рад, что документ в ваших руках. Он представляет для вас громадную ценность, потому что хранитель состояния господина Жака Бернье по предъявлении этого документа должен будет выдать всю означенную здесь сумму.
Де Жеврэ взялся за другую бумагу.
— А это, — сказал Пароли, — черновик завещания. Прочитав этот документ, я и узнал адрес господина Жака Бернье, после чего немедленно отправился к нему на дом, чтобы лично вручить как бумажник, так и его содержимое. И тогда только я узнал о его трагической кончине и понял всю важность своей находки.
— Да, действительно, она представляет громадную важность.
Де Жеврэ углубился в чтение документа.
Пароли не сводил глаз с его лица и видел, как по мере того, как он читал, лицо его делалось все суровее и суровее.
— Вот странно, — проговорил он, окончив чтение. — Если это завещание приведено в законную силу, то оно отнимает у mademoiselle Сесиль Бернье значительную часть ее состояния в пользу незаконной дочери покойного, госпожи Анжель Бернье!
— Да, сударь, — печально подтвердила Сесиль.
— Известно вам было, что ваш батюшка сделал такого рода завещание?
— Мне никак не могло это быть известно, потому что я даже ничего не знала о существовании моей сестры. В письме отец писал мне, что остановится в Дижоне. Вероятно, дела привели к нотариусу, который и стал ему советовать.
— Это очевидно. Я даже могу прибавить, что, судя по всем признакам, Анжель Бернье, подобно вам, также ничего не знала о завещании.
— Остается узнать, — вмешался Пароли, — существует ли настоящее завещание или же покойный успел только набросать черновик. Но что мне кажется всего страннее, — продолжал итальянец, — и всего необъяснимее, так это письмо, потерянное Сесиль и снова оказавшееся в бумажнике покойного, но уже со знаками, на которые я и позволю себе, сударь, обратить ваше внимание.