Кровавое дело
Шрифт:
По знаку господина де Жеврэ Казнев вывел из кабинета разболтавшегося, торжествующего Риголо.
В эту минуту в кабинет вошел человек с докладом о приезде Сесиль Бернье.
Господин де Жеврэ велел ей подождать.
Почти сейчас же вошел и Флоньи.
— Господин следователь, — проговорил он, — эта особа здесь.
— Введите ее, — ответил господин де Жеврэ и, обращаясь к Эмме-Розе, прибавил: — Это ваша матушка.
Анжель вошла в сопровождении двух конвойных.
Увидев Эмму, женщина моментально забыла все невзгоды и громко вскрикнула от радости.
— Мама, милая мама, — воскликнула
— Полно, успокойся, не плачь, голубушка, — говорила Анжель, покрывая ее поцелуями. — Они продолжают обвинять меня, но мне нечего страшиться. Будь же тверда и мужественна… Они не могут осудить меня. Какая ты бледная, и как ты дрожишь. Ты, верно, больна?
— Ах, мама, мама, я, наверное, умру без тебя!
— Не говори так, мне слишком больно слушать эти слова. Вы слышите, сударь, она умрет! Во имя человеколюбия, во имя справедливости умоляю вас, сжальтесь над нею и надо мной!
— Заслуживаете ли вы ту жалость, которую от меня требуете? — возразил следователь. — Если бы виновный выказал чистосердечное раскаяние, правосудие оказалось бы снисходительным.
— Да разве возможно сознаться в преступлении, которого я не совершала? Я невиновна, а вы непременно хотите, чтобы я признала себя виновной!
— Господин следователь, — с живостью проговорила Эмма-Роза, — ведь если человек, который только что был здесь, не убийца, которого вы ищете, если я даже вовсе не знаю его, — ясно, что моя мать не может быть его сообщницей и, значит, она невиновна.
— Я буду в состоянии поверить этому, если ваша матушка объяснит мне, каким образом попала к ней записная книжка Сесиль Бернье, найденная у вас в квартире.
— О, сударь, клянусь, что я вовсе не знала, что эта книжка находится у меня в квартире! — с силой возразила Анжель. — Если бы эта женщина, Сесиль Бернье, была здесь, я бы сумела заставить ее сознаться в том, что она никогда не теряла ее у меня.
— Сесиль Бернье тут. Вы можете сейчас же увидеть ее. Следователь сделал знак, и законная дочь покойного
Жака Бернье была немедленно введена в кабинет.
Анжель обернулась и еще более громким голосом сказала:
— А, ну, если она здесь, так пусть же докажет, если только сумеет, что она потеряла эту несчастную книжку именно у меня!
— Говорите, mademoiselle, — обратился к Сесиль следователь.
Сесиль ответила совершенно твердым, спокойным и уверенным тоном, что она может утверждать по крайней мере то обстоятельство, что, когда она шла в магазин к Анжель, книжечка лежала у нее в муфте. Утверждает она также, что в этой книжечке находилось письмо ее отца и пятьсот франков. Где же ей было и потерять ее, как не в лавке, если она вынимала руки из муфты.
— Вы придаете лживую и лицемерную форму вашему обвинению! — горько заметила Анжель.
— И вы, и вы тоже обвиняете мою маму! — проговорила Эмма-Роза, снова заливаясь горькими слезами.
— Я никого не обвиняю! — возразила Сесиль. — Разве я виновата в том, что моя книжечка была найдена именно у этой женщины?
— Но что же это доказывает? — спросила Анжель.
— Из этой находки можно заключить, — ответила Сесиль все тем же мерным, невозмутимым тоном, — что, питая вражду к моему отцу, вы искусно и удачно воспользовались деталями
Анжель выпрямилась с гневным, угрожающим блеском в глазах.
— А, змея! — воскликнула она. — Вы думаете, что меня душите, а я буду щадить вас! Берегитесь, теперь уже я вас обвиняю! Теперь моя очередь!
Законная дочь Жака Бернье побледнела, как полотно.
— Сударь, — пробормотала она, обращаясь к следователю, — неужели вы позволите этой женщине безнаказанно оскорблять меня?
Но Анжель, не помня себя от бешенства, продолжала кричать:
— Да, да, я вас обвиняю! И вы сами в этом виноваты! Вы сами вынудили меня поступить так! Пеняйте на себя! Возвращение вашего отца ужасало вас, вы сами говорили мне это! Я отказала вам в отвратительной просьбе, с которой вы ко мне обращались. Вы хотели совершить ужасный поступок, чтобы скрыть свой позор! Ну, после этого я считаю вас способной к совершению еще более ужасного преступления, и вот в этом-то преступлении я вас и обвиняю!
— Да эта несчастная положительно сошла с ума! — в совершенном ужасе воскликнула Сесиль. — Мне нечего скрывать! Позор, о котором она говорит, ее собственная дьявольская выдумка! Напротив, я с нетерпением ожидала возвращения моего отца! Защитите же меня от нее, сударь, умоляю вас, защитите меня!
— Я защищу вас, mademoiselle, вы можете быть в этом уверены!
— Как! — уже совершенно не помня себя, взвизгнула Анжель. — Вы защищаете, поддерживаете ее, вы, следователь?!! Да вы знаете ли, какая причина привела ее ко мне? В тот день, когда она, может быть, даже и нарочно обронила свою книжечку, она явилась ко мне, чтобы, не зная меня вовсе, открыть мне свой позор и ужас, который он ей внушал. Через несколько дней должен был вернуться в Париж ее отец после отсутствия, продолжавшегося несколько месяцев. Она говорила, что отец ее пуританин, ставящий свою честь выше всего в мире. Он — пуританин!
Она говорила, что он убьет ее, если узнает, что она стала любовницей какого-то третьестепенного актеришки и носит теперь под сердцем живое доказательство своего падения! Она хотела, чтобы я помогла ей уничтожить это доказательство!
— О, сударь, сударь, прошу вас, заставьте же ее наконец замолчать! — молила Сесиль, почти теряя сознание.
— Напротив, mademoiselle, надо дать ей высказаться до конца, — возразил следователь, — а потом уже я увижу, где в ее словах правда и где — ложь.
Эмма-Роза крепко обнимала мать.
Анжель дошла до крайней степени возбуждения. Ее тонкие черты лица исказились, молнии сверкали в глазах. Она продолжала:
— Девушка эта меня умоляла, простирая ко мне руки… Она говорила, что скорее убьет себя, чем решится испытать бешенство отца. Не глядя на всю ее подлость, я почувствовала к ней некоторое сострадание и решила подождать. Быть может, когда она успокоится, к ней вернется и рассудок. Я сделала вид, что уступаю. Я обещала ей лекарства, которые она просила, и, под предлогом наблюдения действия этого лекарства, спросила у нее ее адрес и имя. Можете ли понять, что происходило во мне, когда я услышала это имя, имя человека, позорно бросившего мою мать и так же позорно оттолкнувшего меня, когда я пришла к нему просить помощи…