Кровавое солнце
Шрифт:
Больше всего это было похоже на вкручивающееся в череп сверло бормашины. Секунд пять Кервин терпел. Потом он конвульсивно содрогнулся и полетел в черноту, а сквозь миллионы миль до него донесся пронзительный крик.
Когда он пришел в себя, то лежал на полу в восьмиугольной комнате, а над ним возвышались Кеннард, Элори и Остер, Издалека приглушенно донесся всхлип; скосив глаза, Джефф разглядел, скорчившегося, закрывшего лицо ладонями Коруса.
Вместо головы, казалось Кервину, на плечах у него огромный воздушный шар, наполненный
— Ты можешь сесть? — опустившись на колено, негромко спросил Кеннард.
Джефф сделал попытку приподняться, и Остер протянул ему руку. На Остера было больно смотреть.
— Все мы проходили через это, — произнес Кеннард. — Давай, обопрись на меня. Корус, ты как?
— Кажется… в порядке, — сдавленно отозвался Корус, поднимая пошедшее пятнами лицо.
— Давайте быстрее заканчивать, — натянуто проговорила Элори. — Надолго их не хватит. — Девушку трясло, но она протянула руку Корусу; до Кервина донесся еле слышный щелчок, и он ощутил, как снова бешено замельтешила паутина раппорта. Остер, а за ним и Раннирл отдались на волю вихря. Кеннард, поддерживая Джеффа за плечи, шагнул в водоворот и исчез.
Элори не разжимала губ, но шепот ее донесся до Кервина как приказ:
«Ну, давай, Джефф-варвар…»
Казалось, в одно мгновение воздух улетучился у него из легких; всем своим невероятным весом паутина раппорта обрушилась на Кервина и впечатала в голубую сердцевину кристалла. В мозгу у него гигантской звездой ослепительно вспыхнул узор, и Джеффа с дикой скоростью понесло по кругу; контакт то замыкался, то размыкался. Замельтешили образы: Элори — спокойно, отстраненно держит в руках нить страховочного конца; Кеннард — сама ободряющая уверенность; Корус — легкое, как перышко, прикосновение; Остер — зловещая вспышка пламени, болезненный шок; Раннирл — деловитая искорка.
— Достаточно, — отрывисто произнес Кеннард. И Кервин вдруг снова стал самим собой, а конгломерат неосязаемых образов распался на отдельных людей из плоти и крови.
— Аварра, ничего себе барьер! — присвистнул Раннирл. — Кервин, если нам когда-нибудь удастся снять его окончательно, из тебя выйдет превосходный механик — если удастся, в чем я сильно сомневаюсь. — Он помрачнел.
В черепной коробке у Джеффа по-прежнему бултыхалось огненное месиво.
— Вы хотите сказать, я не… — начал он.
— Частично мы барьер преодолели, — сказала Элори. Она еще продолжала говорить, но Кервин внезапно перестал ее понимать. Кеннард бросил на него быстрый взгляд и что-то спросил, но слова отдались в мозгу Кервина пустым гудением статики. Он непонимающе мотнул головой.
— Как голова, лучше? — спросил Кеннард на кахуенге.
— Лучше, лучше, — пробормотал Кервин. Головная боль не желала никуда деваться
— Позовите Тани, и побыстрее, — бросил он через плечо.
Джефф никак не прореагировал. Ему было не до этого. По гигантской головокружительной дуге, быстрее и быстрее его раскручивал маятник боли. Подошла Элори и заговорила с ним, но слова, казалось, потеряли всякое значение. Даже голос Кеннарда звучал как неразборчивая мешанина слогов. Речь Остера лилась ритмично, то тише, то громче, словно песня на незнакомом языке. Потом появилась Таниквель — казалось, ее окружало расплывчатое сероватое мерцание — и, что-то вскрикнув, припала на колено рядом с Кервином.
Перед глазами у Джеффа стоял уже сплошной туман.
— Джефф! Ты слышишь меня?
«Какого черта кричать в самое ухо? — морщась от боли, подумал Кервин. — Если б только они оставили меня в покое…»
— Джефф, посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня. Пожалуйста…
— Нет, — устало пробормотал он, — не надо больше. Может, для одного вечера хватит, а?
— Пожалуйста, Джефф! — взмолилась Таниквель. — Я не смогу помочь, если ты меня не пустишь. — Горячая ладошка ее опустилась на его болезненно пульсирующий лоб; Кервин беспокойно дернулся, пытаясь сбросить ладонь, словно раскаленное железо.
Затем Джефф почувствовал, что медленно, очень медленно боль начинает стихать — словно густой гной выходит из вскрытого нарыва. В конце концов в глазах у него прояснилось, а из легких с натужным хрипом вырвался воздух. Кервин приподнялся в кресле; головная боль почти сошла на нет, лишь затаилась в основании черепа и еле ощутимо пульсировала.
— Неплохо, неплохо, — пробормотал Кеннард. — Не знаю, насколько утешительно это звучит сейчас, но — ты наверняка пробьешься, Кервин. Я уверен.
— Все равно без толку… — пробормотал Остер.
— Принято к сведению, — уронил Кервин, и Остер удивленно дернулся. Кеннард медленно, не без торжественности закивал.
— Вот видите. Я же говорил. Все получилось. — Он испустил длинный, усталый вздох.
Джефф вскочил на ноги и замер, стиснув спинку кресла. У него было такое ощущение, будто его пропустили через соковыжималку; но, несмотря на остаточную боль, преобладающим чувством было умиротворение.
Таниквель бессильным комком обмякла возле кресла.
— Не беспокойся, Джефф, — слабо проговорила она, подняв к нему посеревшее лицо. — Я только рада, что смогла хоть как-то помочь.
В дверном проеме появилась Месир; она тоже выглядела усталой, но довольной. Корус поднял голову и скривил губы — это напоминало скорее гримасу боли, чем улыбку — и Кервина внезапно обожгла мысль: «А ведь этот парнишка страдает из-за моей боли!» Даже Остер, покусывая губу, произнес:
— Вынужден признать: ты — наш. Пожалуйста, не держи на меня зла за то, что в этом сомневался.