Кровавые берега
Шрифт:
Все же мы решили спрятаться в водокачке, а не в яме с заквашенным лошадиным кормом. Причиной тому был не только исходящий оттуда терпкий запах. Зарывшись в силос, мы были уязвимы для пик, какими солдаты не преминут истыкать наше укрытие вместо того, чтобы копаться в преющей измельченной траве. В баке с водой нас также могут обнаружить, но в его люк способен заглянуть лишь один человек, поскольку больше на узкой башенной лесенке попросту не поместится. Да и дотянуться пикой до дна резервуара он не сумеет. Так что в водокачке мы, если не спасемся, то хотя бы избежим нелепой гибели при поимке.
Пока влезали по лестнице на башню, озирались и прислушивались
Резервуар был наполнен не доверху. Между крышкой и поверхностью воды оставалась полуметровая воздушная прослойка. Дарио, как и я, был с детства обучен плаванию. Разве что я постигал эту науку от случая к случаю, купаясь в мелиоративных водохранилищах у фермеров, к которым мы с отцом нанимались на службу, а Тамбурини делал это в стерильном бассейне храма Чистого Пламени. Тем не менее, несмотря на разные школы, мне и Дарио хватило опыта, чтобы удержаться на плаву в нашем некомфортном убежище.
Отплыв подальше от люка, мы обшарили стены и нащупали там металлические выступы – ребра жесткости, к которым крепилась обшивка резервуара. За них можно было держаться, экономя силы не только на воде, но и под водой, если нам придется нырять. Акустика в иностальном баке была хорошая, и приближение солдат мы учуем сразу, едва они станут карабкаться на водокачку. Единственное неудобство, от которого не отделаться, – холод. Прежде чем лечь отсыпаться, гвардейцы израсходовали почти всю нагретую солнцем воду: мылись, стирали одежду, купали коней… А свежая вода, которую насос накачал сюда взамен разобранной, еще хранила в себе озерную прохладу. И днем она вряд ли доставила бы нам радость, а ночью и подавно.
Безостановочно стуча зубами – как бы ко всем нашим бедам не подхватить еще простуду! – мы уцепились за выступы и стали ждать, что будет дальше. Плавать туда-сюда, чтобы согреться, означало создавать лишний шум. И я обучил Дарио старому приему, с помощью которого перевозчики и кочевники согреваются ночью в хамаде, когда нет возможности двигаться. Способ этот был не слишком действенен, зато прост: поочередно напрягать, не сокращая, и расслаблять мышцы всего тела, концентрируя на них свое внимание. При должном усердии это позволяло поддерживать в руках и ногах нормальный кровоток. Плюс давало психологический эффект – отвлекало от мыслей о холоде.
Задохнуться было нельзя – в люке, который мы закрыли за собой во избежание подозрений, имелась отдушина. Заблудиться – тоже. Резервуар не настолько огромен, чтобы, даже плавая в кромешной тьме, мы не нашарили бы выход. Когда люк со скрежетом откроется, тогда нам и предстоит нырять, не раньше. Ну а там кто кого перехитрит: или мы солдат, или они нас. Свет ручного фонаря бледный и не добьет ни до дна, ни до противоположного края бункера. Поэтому мы можем погрузиться неглубоко и, осторожно высовывая лицо из воды, не мучить себя долгой задержкой дыхания.
О том, что происходит снаружи, мы судили по долетающим до нас гулким отзвукам. Шум не прекращался, но и не усиливался, а как бы растекся по всей территории казарм. Что при этом делали кабальеро, неизвестно, только обыску они не препятствовали.
В кромешном мраке и холоде время тянулось медленно,
Однако на этом чудеса не закончились. Еще не осознав, что творится на хоздворе, мы почувствовали, как нас начинает утягивать течение! И чем дальше, тем быстрее и быстрее. Возникший в баке водоворот вращался против часовой стрелки, а вместе с его ускорением стал стремительно падать и уровень воды.
– Держи-и-ись! – крикнул я Дарио. Вряд ли кто-то мог нас сейчас услышать. Шум стоял такой, что заглушал все доносящиеся сюда звуки, а пустеющий бак вибрировал, словно резонатор. Рев воды и дребезжание стен слились в единый шум, повергавший в панику и сводивший с ума.
Сопротивляться течению удавалось с трудом. Выступы, за которые мы цеплялись, по мере убывания воды уползали вверх и заставляли искать новую опору прежде, чем пальцы соскальзывали со старой. Я и Тамбурини опускались на дно бака, будучи не в силах что-либо предпринять. Бороться было бесполезно и бессмысленно. Да и что мы при этом выиграли бы? Только упростили бы задачу поджидающим нас снаружи солдатам, и все.
Да, они переиграли нас, закрыв входной водопроводный вентиль и открыв сливной. Тактика, очевидная для южан, но совершенно невероятная для северян! Она не пришла нам в голову, поскольку элементарно туда не укладывалась. Мыслимое ли дело: вылить на землю огромную цистерну воды лишь затем, чтобы обнаружить в ней двух беглецов! Все мои привитые с детства инстинкты протестовали против такой безумной расточительности. Протестовали, хоть разум и соглашался с тем, что в здешних краях вода ценится не больше, чем в наших – песок и камни.
Сливная горловина была слишком узкой для того, чтобы мы проскользнули в нее и плюхнулись в грязь к солдатским ногам. Вода иссякла, а мы с Дарио так и сидели на дне бака, мокрые, продрогшие и беспомощные, будто две потрепанные бурей вороны. Такими жалкими и увидели нас солдаты, когда спустили в люк на веревке фонарь. Под раздавшиеся с хоздвора обрадованные выкрики и смех нам сбросили веревочную лестницу. И пригрозили, что если мы не вылезем подобру-поздорову сами, нас вытащат насильно, прострелив перед этим для острастки конечности. Мы не намеревались жертвовать здоровьем ради глупого упрямства и безропотно покарабкались наверх, мысленно прощаясь со всеми надеждами удрать из Садалмалика…
Либо солдат повеселила наша наивная попытка скрыться от них таким способом, и потому они не разозлились, либо у них имелся приказ избегать рукоприкладства, но наш арест в целом прошел гуманно. Легкие тычки и подзатыльники не в счет, хотя, конечно, мы с Дарио не привыкли к такому обхождению. Но, прикусив языки, терпели, поскольку понимали: сейчас молчание для нас – благо, а наши протесты лишь испортят конвою настроение и ничего, кроме вреда, нам не принесут.
Бежать было некуда, сопротивляться – бессмысленно. И все же перед тем, как вывести нас с хоздвора, нам заткнули рты кляпами, а на головы надели мешки из плотной ткани. Едва выбравшись из кромешной темноты, мы вновь лишились возможности смотреть по сторонам и вдобавок разговаривать. Разумная предосторожность, если гвардейцев не известили насчет ареста дона Балтазара. Раскричись мы об этом, неизвестно, как отреагируют на наши вопли кабальеро и не создадут ли они затем солдатам проблем.