Кровавые берега

Глушков Роман Анатольевич

Вообще-то я человек не кровожадный и до недавних пор занимался исключительно мирной профессией. Но, если приспичит, и я способен поступиться своими принципами. Дон Балтазар и его compa~neros уже не единожды в этом убеждались. Возможно, именно поэтому гвардейцы мешкали, ведь даже им – парням без страха и упрека – неохота добровольно подставляться под снаряды баллестирад…

Глава 2

– Разделяются, Mio Sol! Они разделяются! – вскричала Долорес спустя примерно час после того, как «Гольфстрим» въехал в Суэцкий проход.

Дорога по-прежнему оставалась

прямой, ровной и относительно чистой, и к этому времени мы отмахали не меньше сорока километров. Унылые руины заметенного песком Порт-Саида остались за кормой. А впереди у нас маячила на горизонте первая достопримечательность этого маршрута – окутанный туманной дымкой, исполинский мост Мубарак.

Малабонита оказалась права: Кавалькада действительно разделилась на две одинаковые группы, растянувшиеся вдоль стен желоба. А значит, и нам пора действовать. Я склонился над переговорной трубой, что соединяла мостик с орудийной палубой, и проорал в раструб:

– Правая и левая батареи – двухминутная готовность! Стрелять по моей команде!

Выслушав ответные доклады, я проследил, как Долорес, не дожидаясь приказа, соскочила с крыши и встала возле одной из кормовых «Эстант» – тяжелого автоматического арбалета с тремя луками. Перезаряжающий механизм взводил их поочередно от раздаточного вала двигателя. Благодаря этому они могли пускать метровые болты один за другим безостановочными очередями.

Дернув за нужный рычаг, я привел в боеготовность роторную катапульту-сепиллу – огромную щетку-ерш, утыканную узкими пластинами из пружинистой иностали. Размещенная на корме, сепилла также раскручивалась от раздаточного вала, после чего прямо на ходу опускалась на землю. И, взрывая ее, метала в движущегося позади врага шквал из пыли, грязи и камней.

При ином раскладе я сэкономил бы орудийные снаряды, отпугнув гвардейцев с помощью одной лишь катапульты. Но, поскольку дно желоба устилал толстый слой песка, эффективно обстреливать их не удастся. Без града камней сепилла могла выбросить только пылевую завесу, сквозь которую Кавалькада запросто прорвется. Но как бы то ни было, это создаст всадникам дополнительные трудности, а значит, глупо отказываться сейчас от этого оружия.

Я взялся за второй рычаг, который управлял опускающей катапульту лебедкой, но не дернул его. В этом внезапно отпала надобность. И не только в этом, но и в остальных приготовлениях. Оказывается, Кавалькада не собиралась идти на откровенное безрассудство, предпочтя ему более муторную, но менее рисковую тактику.

Отряд всадников разделился напополам с иной целью. Я не придавал значения осыпям, сошедшим со склонов задолго до нашего появления здесь. Однако для идущих на обгон кабальеро эти слежавшиеся кучи песка и камней сослужили хорошую службу. И спасли их от наших орудий. Каждая из групп обнаружила в итоге на своем пути осыпь, что достигала верхнего края склона, и двинула по ней наверх. Ради чего всадникам пришлось спешиться и вести рапидо под уздцы, поскольку подъемы были довольно крутые.

Давать задний ход, чтобы попытаться расстрелять врага на крутых подъемах, было бессмысленно. Пока мы возвратимся на полкилометра назад, гвардейцы, заметив это, успеют вскочить на коней и рванут во весь опор на попятную, не дожидаясь, когда мы приблизимся. Ну и черт с ними, пусть уходят! Не выберутся здесь, выберутся в другом месте, а мы будем лишь бестолково метаться за ними, как неуклюжая старуха, гоняющая мухобойкой мух.

Когда «Гольфстрим» отъехал от Кавалькады еще на полкилометра, первые кабальеро уже выбрались из желоба и дожидались остальных, растянувшихся вереницами по осыпям. Я в досаде сплюнул: вот и повоевали! Сейчас всадники обгонят нас поверху,

снова спустятся в ров далеко впереди нас и – только мы их и видели! Конница, что тут еще сказать… В открытой стычке с бронекатом пользы от нее мало, но в маневренности и скорости она всегда была пронырливее шкипера Проныры.

– Отбой тревоги! – скомандовал я нашим стрелкам и выключил вращающуюся вхолостую сепиллу. – Можете расслабиться – мы упустили Кавалькаду!..

И посмотрел исподлобья на дона Риего-и-Ордаса, который в открытую злорадствовал над нами и смеялся, наверное, впервые с той минуты, как Убби взял его в плен…

Хитрый финт преследователей поверг нас в угрюмое настроение. Оно не улучшилось даже при виде моста Мубарак, что с каждой минутой становился все ближе и грандиознее.

Помимо Столпов, Великой Чаши и Антильского Полумоста мне довелось повидать и другие исполинские артефакты, что уронили на Землю Вседержители в год Всемирного Затмения. Но конструкция, какая предстала нам сейчас в лучах заходящего солнца, была создана руками человека. Она показалась бы нам еще колоритнее, любуйся мы ею, как кабальеро – выбравшись на берег. Самая впечатляющая деталь Мубарака – лишенный промежуточных опор, четырехсотметровый центральный пролет нависал над каналом на высоте около семидесяти метров. Она автоматически увеличивалась до ста для наблюдателей, находившихся на дне желоба. К верхушкам возвышающихся на берегах главных мостовых опор были прикручены десятки толстых вант – тех, что еще не полопались и не болтались, обвиснув, над пропастью гигантскими щупальцами. Уцелевшие тросы крепились к центральному пролету по всей его длине, за счет чего он и не обрушивался под собственной тяжестью.

Неведомо, сколько еще простоит Мубарак, пока песчаные бури не подточат его главные опоры и оставшиеся ванты. Но даже в нынешнем потрепанном состоянии в нем, однако, все еще ощущалось былое величие. То, с каким он, горделивый и натянутый как струна, наблюдал свысока за проплывающими внизу судами. Сегодня, когда половина вспомогательных опор моста обвалилась вместе с его крайними пролетами, он также утратил жесткость и заметно покосился. Нынешний Мубарак походил на стойкого солдата, который, получив ранение, продолжал тем не менее держаться на ногах, даже зная, что этот бой ему не выиграть.

Солнце скрылось за горизонт, когда Мубарак навис у нас над головами. Вблизи его сходство с живым существом лишь усилилось. Порывы ветра били по уцелевшим вантам, как по струнам, и заставляли содрогаться весь мост. Дрожь громадины передавалась и нам: через землю и по воздуху. То нарастающий, то утихающий гул накатывал на нас и вызывал тревожные ощущения. В угрожающее пение Мубарака вплетался лязг и скрежет покачивающихся на ветру оборванных вант. А также стон, что порой издавал «уставший» металлический каркас центрального пролета. Все эти звуки порождали во мне закономерные страхи, причем не беспочвенные. Может, как раз одной встряски от проехавшего под ним бронеката и не хватало этому мосту, чтобы окончательно развалиться?

К счастью, Мубарак проявил к нам милосердие и не стал хоронить нас под своими обломками. Миновав его, мы проехали еще немного, после чего выбрали безопасное место и остановились на ночлег. Можно было попробовать двигаться по накатанной дороге и ночью, при лунном свете, но в последние дни нам и так приходилось спать урывками, и я не собирался полностью отказываться от сна. «Гольфстриму» предстоял неблизкий путь, и каждому из нас ежедневно нужны три-четыре часа полноценного отдыха. Нужны так же, как вода и пища. Нельзя бездумно расходовать силы в самом начале путешествия, а иначе можно и не дотянуть до его конца. Каким бы тот конец ни был и где бы ни находился…