Кровавые берега
Шрифт:
Сшибив первого захватчика, Убби очутился на его месте и, ухватившись за канат, повис на нем. Справа и сверху от него болтались еще восемь гвардейцев – по четыре на каждом канате. В таком подвешенном состоянии им было несподручно драться шпагами, но ближайшие враги могли легко достать Сандаварга кинжалами и пистолетными пулями. В то время, как он воевал голыми руками, поскольку брат Ярнклот продолжал обвивать цепью оглушенную жертву.
Чтобы и дальше следить за схваткой, мне пришлось прильнуть к задним окнам рубки, поскольку «Гольфстрим», пронесшись под мостом, оставил дерущихся за кормой. Но перед тем, как покинуть штурвал, я скомандовал Гуго: «Стоп колеса!» Больше засада была нам не страшна,
Пока «Гольфстрим» замедлял ход, на мосту произошли кое-какие перемены. Я решил, что вошедший в раж Сандаварг уже не отцепится просто так от противника. Но, вопреки моим ожиданиям, Убби трезво оценил собственные силы и решил выйти из игры, пока ему не перестало фартить.
Проморгавшие «Гольфстрим» кабальеро обнажили кинжалы и выхватили из кобур пистолеты, однако Убби не стал дожидаться, когда ему всадят в голову пулю. Выкрутиться из этого щекотливого положения ему помог брат Ярнклот. Выпустив из рук канат, Сандаварг не сорвался вниз, поскольку цепь кистеня была намотана северянину на запястье. Качнувшись на ней, он взялся, как на карусели, описывать круги вокруг опутанного братом Ярнклотом гвардейца.
Раздались хлопки пневматических выстрелов. Но попасть из пистолета во вращающуюся цель, когда ты сам болтаешься на веревке, чрезвычайно непросто. Все пули пронеслись мимо Убби и угодили в землю. А между тем разматывающаяся цепь все удлинялась, и после второго оборота кистень отцепился-таки от удерживаемого им на весу пленника.
Длина цепи позволила Сандаваргу плавно спуститься почти до дна желоба. Убби пришлось падать лишь последние метра четыре, что было плевым испытанием для его могучих ног. Коснувшись земли, он немедля откатился в сторону, дабы упавшее следом ядро не размозжило ему череп. И не только оно заставило акробата поберечь голову. Сразу за братом Ярнклотом туда же шмякнулось тело оглушенного кабальеро. Отпутанное от каната, оно не удержалось на нем и также устремилось вниз.
Готовая расстрелять любого незваного гостя, Долорес поняла, что эта угроза позади, и поспешно развернула «Эстанту» наружу. И даже выпустила по гвардейцам несколько болтов, прежде чем я, вспомнив кое о чем важном, отдал ей срочный приказ:
– Лестница, Моя Радость! Срочно лестницу за борт!
Малабонита выругалась – мало того, что она ни в кого не попала, так я вдобавок помешал ей это исправить! – но оставила баллестираду и метнулась к левому борту, чтобы скинуть северянину веревочную лестницу. И как я мог об этом запамятовать! Готовясь к прорыву, мы, казалось, учли все детали, а такую элементарную мелочь не предусмотрели! Ладно, я еще вовремя спохватился, а то пришлось бы Убби бегать под пулями, дожидаясь когда мы, неблагодарные сволочи, впустим обратно на борт нашего спасителя.
Помимо кабальеро-верхолазов на Эль-Фердане пряталась еще дюжина их собратьев. Они немедля взялись обстреливать истребитель из пневматических винтовок, прикрывая застрявших на веревках compa~neros от наших стрел. Само собой, что стрельбу они вели прицельную – Кавалькада не могла допустить, чтобы команданте погиб ненароком от шальной пули. Они забрякали по щитку «Эстанты» и по крыше рубки, но, кроме легкого испуга, не причинили нам вреда. А когда стрелки смогли взять на мушку спрыгнувшего наземь Сандаварга, они и вовсе оставили нас в покое, переключились на более легкую цель.
Легкую, да верткую. Подхватив брата Ярнклота, северянин без оглядки припустил к нам. При этом он метался из стороны в сторону, словно преследуемая шакалами антилопа. И только юркнув за колесо истребителя, Убби смог перевести дух. Что ни говори, а подобные
Пули летели не переставая – очевидно, под рукой у стрелков было много заряженных винтовок. Тратить время на перестрелку было бы неразумно – враги засели гораздо выше и были загорожены от нас кромкой моста. Пользуясь их прикрытием, верхолазы торопливо выбирались по канатам назад, на Эль-Фердан. Выпустив со злости пару болтов и снова промазав, Малабонита в конце концов бросила эту затею. Кабальеро и так понесли потери, что для жалких остатков Кавалькады стало очень даже хорошим уроком.
– Передай Убби, пусть хватается за лестницу, но не лезет по ней, – крикнул я Малабоните. – Нечего маячить под пулями! Пусть дождется, пока я отведу «Гольфстрим» подальше, а уже потом забирается на борт!
И, дав северянину время закрепиться на внешней обшивке, между колесами, я склонился над раструбом коммуникатора и приказал Сенатору: «Малый вперед!»
Через десять минут, когда над нами разгорался рассвет, мы были уже далеко от Эль-Фердана. Верхняя половина марсовой мачты лежала там, куда она упала, поскольку нам было некогда разбирать завал. Отлично взбодрившийся Сандаварг прохаживался вокруг мертвого гвардейца – того, что грохнулся с каната на палубу и свернул себе шею. Убби не имел привычки глумиться над телами поверженных врагов, но сейчас его лицо излучало гордость и удовольствие от одержанной победы.
Хорохорился он не столько перед нами, сколько перед доном Риего-и-Ордасом. В глазах команданте красноречиво читалось все, что он думает о северянине. Любой другой враг Убби за такой взгляд вмиг лишился бы головы. Но к этому пленнику Сандаварг относился со снисходительностью, даже когда на первых порах тот осыпал его бранью. Снисходительность, которой сам северянин вряд ли дождался бы от дона Балтазара, поменяйся они вдруг местами.
И это был еще не предел великодушия Сандаварга.
На сей раз команданте воздержался от проклятий – видимо, не желал растрачивать в разреженной атмосфере силы на сотрясание воздуха. Вместо этого, когда ярость в глазах дона угасла, он неожиданно попросил северянина подтащить к нему мертвого гвардейца. На что Убби также неожиданно, без злорадства и пререканий, согласился. И исполнил просьбу пленника сразу, как только избавил мертвеца от оставшегося при нем оружия.
Я не слышал, что говорил дон Риего-и-Ордас, когда стирал карманным платком с лица погибшего кровь и закрывал ему глаза. Об этом мне поведал позже Убби. При взгляде на эту сцену он поневоле растрогался и исполнился еще большего благородства. После чего пообещал пленнику не выкидывать мертвеца за борт, а, дождавшись остановки, унести того в хамаду и завалить камнями.
– Покойся с миром, капрал Марко Вальдес! – молвил команданте, оказывая убитому последние скупые почести. – И прости еще раз, что я вынудил тебя пойти ради меня на эту ненужную жертву… – А затем повернулся к Сандаваргу и полюбопытствовал: – Кто-нибудь еще погиб на том мосту от твоей руки, северянин?
– Не думаю, – признался тот, не став приукрашивать назло дону свои подвиги. – Был там еще один горе-верхолаз, который получил по башке и тоже сорвался с веревки, но он скорее всего выжил. Ну а нет, так загрызи его пес! Я никого из вас силком на мост не загонял и не приказывал становиться у меня на пути.
Возможно, дон Балтазар хотел что-либо возразить, но промолчал – остерегся, что Убби рассердится и передумает хоронить капрала Вальдеса. Оставив в покое мертвеца, команданте вновь погрузился в невеселые раздумья о своем туманном будущем. И хоть сегодня ему везло куда меньше, чем нам, вряд ли наши перспективы выкрутиться из этой истории живыми были выше.