Кровавые перемены
Шрифт:
– Я уже говорил. Смерть, Алекс, - герцог закрыл глаза, - Я боюсь умирать.
– Все боятся.
– Но не у всех есть сосед вампир.
– Хочешь, чтобы я обратил тебя?
– Да!
– яростно произнес старик, - Я был готов умереть и попасть в объятия Демура. Я подготовился к смерти еще несколько лет назад. Но я все еще жив! И сейчас мне страшно. Я не хочу бросать сына, я не хочу оставлять внуков! Обрати меня! Я хочу жить!
– Ха. Обратить я могу, - Александр подошел к постели герцога и заглянул ему в глаза, - Но гарантировать жизнь - нет.
– Я слишком стар?
– Нет! Твое тело
– Тогда что?
– Наши законы, старик. Законы вампиров. Нам плевать, что ты герцог. Если ты станешь вампиром, ты будешь подчинятся им и только им. А за нарушение законов есть только одно наказание — смерть, - про «столб» Александр решил не упоминать, тем более, что и там смертельный исход был вполне реален.
– Но я не собираюсь нарушать ваши законы, Алекс.
– Все так говорят. Но каждый год мы кого-то казним. А тебе ведь придется не только привыкать к жизни нелюди, но и быть самым бесправным членом нашего общества.
– Почему?
– Ну, для начала ты будешь сразу записан в армию. Первые сто лет жизни каждый вампир служит в нашей армии и подчиняется ее строгим правилам. При нарушении тебя даже судить никто не будет, офицер просто убьет тебя на месте.
– Сто лет?
– удивлению герцога не было предела, для него это звучало как «вечность».
– Да! А потом еще по десять лет каждый следующий век жизни. Но это мелочи, - улыбнулся Александр.
– И я буду должен стать простым солдатом?
– Да. Или тебя казнят.
– Никаких исключений?
– сделал последнюю попытку герцог, которого превращение в рядового солдата не радовало.
– Никаких. Первые сто лет вампир живет под очень строгим присмотром. Ест, спит и ходит в туалет по команде.
– Но почему?
– Почему?
– Александр задумался и вернулся на свой стул, - Все дело в Нашествии. Когда вурдалаки начали резать людей, мы осознали, что с нашим появлением в этом мире все не так просто, как нам казалось сначала. Есть Цель, которую Мур хотела достичь, забросив нас сюда в виде вампиров. Вот только мы ее не знаем.
Герцог Кас закрыл глаза, вспоминая старые времена.
– Понимаешь, старик, мы можем завоевать мир, можем научить вас новому. Мы знаем много больше вас всех: и людей, и эльфов, и гномов. Только мы боимся.
– Чего?
– Что выполним свою Цель и станем не нужны Мур. Что наш шаблон уничтожит нас. Что мы уничтожим всех вокруг. Что мы уничтожим мир. Что мы станем другими и потеряем себя. Что… Да много чего. Поэтому самый главный принцип, что мы исповедуем — не навреди! Для этого мы учим новых вампиров быть похожими на нас, приучаем их к дисциплине, меняем их мировоззрение. И жестоко караем тех, кто не хочет этого делать.
– И все ради того, чтобы не выполнить Цель Мур?
– Да!
– кивнул Александр, - Разве этого мало?
– Но вы же не считаете Мур врагом, как мы!
– И что?
– удивился вампир, - Разве это причина выполнять желания бога? Понимаешь, старик, мы создали себе идеальное общество. Два века мы существовали в замкнутом мирке, оторванные от всей остальной цивилизации и вашей суеты. И сейчас нам очень уютно в этом нашем мирке, созданном под нас и существующем, чтобы удовлетворять наши потребности. Будет очень обидно потерять это все.
–
– Верно. Но и ты хочешь стать вампиром не из-за храбрости! И я объясняю тебе, в каких условия ты будешь жить!
Герцог стыдливо опустил глаза.
– Не обижайся, старик, - Александр улыбнулся, - Быть трусом не так уж и страшно! Но я обещал тебе быть откровенным и не врать. Поэтому расскажу все.
– Есть еще что-то?
– Да. Буквально несколько недель назад мы пошли на изменения. В ближайшее время наше общество ждут большие перемены. И вполне вероятно, что скоро люди узнают о нас. Два века мы жили, как единый организм. Вскоре этот организм распадется на части, живущие по единым законам, но отдельные части.
– И что?
– Стабильности я тебе обещать не могу. Как и вечной жизни. Нам предстоит драться за место под солнцем!
– Под чем?
– Так называется светило в нашем мире.
– Ясно. Но я и не ждал спокойной жизни. Мне просто страшно умирать и оставлять свою семью. Я хочу присмотреть за ними.
– Боюсь, этого мы позволить не можем. Для всех ты умрешь. Так что, только тайные встречи и общая информация, доступная для наших солдат.
– Ты все время говоришь «мы»…
– У нас немного непривычная для тебя система управления.
– Но ты самый главный?
– Нет, - честно признался Александр, - Я один из главных. А самым главным я стану только через сто лет.
– Это как так?
– Вырастешь, Арнольд, узнаешь, - пообещал вампир и, что-то решив для себя, добавил, - А теперь, прощайся с родными.
Люди, собравшиеся в комнате, были хмурыми и сосредоточенными. Известия с юга стали полной неожиданностью для всех. Не раз думавшие об убийстве принцев, иногда обсуждавшие его и даже мечтавшие о нем, внезапно оказались перед фактом того, что их намерения осуществились. И все это без участия присутствующих и без согласования с их планами. И теперь надо было срочно решать, что делать дальше.
Главная беда собравшихся была в том, что заговор не успел созреть и обрести законченную форму. Недовольство политикой короля было у очень многих его вассалов, но мало кто из них был готов идти на крайние меры. События на севере укрепили решимость будущих заговорщиков, но совсем не помогли им составить конкретные планы и шаги. Одним словом, заговор существовал только на словах. Никто ничего не предпринимал.
Граф Нури, идейный вдохновитель самой мысли о необходимости насильственной смены правящего монарха, был растерян и подавлен. Многие годы он собирал вокруг себя людей, недовольных королем, привечал их, становился им другом, делал их своими соратниками. Тихо, медленно, осторожно. Так, что Каменная палата и королевские менталисты, даже заподозри они неладное, не могли бы придраться к участникам дружеских посиделок с графом. Потому что придираться было не к чему! Разговоры в кабинетах о том, что король зазнался и забывает традиции, это не преступление. Разговоры о том, что в будущем кто-то поддержит графа в его притязаниях на власть, еще более безобидны. И как результат такой крайней осторожности, в самый подходящий момент ничего не было готово. И что делать - решительно не понятно.