Кровавый алмаз (сборник)

Дугин Владимир

– Лучше, если он убьет себя сам. Так, чтобы это выглядело, как заурядное самоубийство в результате глубокой депрессии.

– Для этого у нас есть другая кодовая фраза. Стоит только произнести…

– Стоп, доктор! А то он еще покончит с собой до того, как выполнит наше задание.

– Не беспокойтесь, мистер Адамс. Кодовые фразы действуют только в том случае, когда «зомби», как их обычно называют, хотя я предпочитаю называть их «пациентами», находятся в состоянии бодрствования. Наш друг сейчас в полной прострации, и все, что мы говорим, для него не более, как бессмысленный шум, такой же, как шелест

листвы или журчание ручья. До него дойдут лишь слова, сказанные после специально закодированного в его сознании пароля. Образно говоря, его надо взвести, как курок пистолета, чтобы он мог выстрелить. Сейчас он на предохранителе.

– Когда он будет готов, как вы полагаете?

– Думаю, дня через три-четыре. Завтра я еще раз проверю действие известной вам фразы, выключающей сердце – это, так сказать, контрольный тест – и если все будет в порядке, мы вскоре сможем сообщить ему без всяких опасений содержание задания.

– А он не умрет во время этой вашей проверки? Вдруг у него навсегда остановится сердце?

– Нет, мы будем держать его под контролем. Если я увижу, что шок становится опасным, я выведу из него нашего пациента.

– Полагаюсь на вас и ваше мастерство, доктор. Было бы жаль потерять такой экземпляр, у него действительно есть нужные нам связи.

– Все будет в порядке, джентльмены. Вы останетесь довольны, верьте моему слову. Именно такие сильные типы становятся, в конце-концов, самыми управляемыми. От истерика, вроде нашего Ларри, или неврастеника можно ожидать, чего угодно. Они легко уступают, но так же легко выходят из подчинения. А такие, как этот… Хуже всего иметь дело с рыхлым, как я называю, типом психики, с флегматиком. В нем вязнет, как в тесте для пудинга, почти всякая команда – никакого впечатления. Но в данном случае подопечный воспринимает суггестивную посылку как некий раздражающий подкорку фактор и…

Доктор углубился в рассуждения, обильно пересыпая их специальными терминами, его собеседники вежливо ему внимали, а я спокойно отдыхал в глубоком мягком кресле, разрабатывая линию своего дальнейшего поведения.

Через полчаса меня «разбудили» и велели идти к себе спать…

В ванной я обнаружил в футляре для зубной щетки еще три таблетки, подобные той, которую мне передал ночью мой таинственный посетитель. Там же лежала маленькая записочка, содержавшая лишь два слова: "ОДНА УТРОМ". Очевидно, это были какие-то антидоты, делающие психику устойчивой против наркотических препаратов доктора и его гипнотического воздействия.

Когда на следующий день Ашборн как бы вскользь произнес свою фразу о негре и ананасном крюшоне, я сделал вид, будто теряю сознание, и рухнул будто из-под меня выдернули ковер. Они даже не успели подхватить мое обмякшее тело, и я набил себе шишку на затылке. От того, чтобы выругаться, меня удержало лишь воспоминание о словах Адамса, что если по каким-то причинам, скажем, из-за собственной моей психики, эксперимент не удастся, они вынуждены будут ликвидировать меня.

С удовлетворением отметив, что на самом деле в этот раз кодовая фраза не оказала на меня абсолютно никакого действия, я закатил глаза и начал постепенно замедлять биение своего сердца…

Доктор держал руку на моем запястье, считая удары пульса вслух, чтобы остальные, то есть мистер

Адамс и Кутер, могли убедиться в действенности его метода. Когда число ударов достигло тридцати в минуту, доктор обычными в таких случаях мерами "привел меня в чувство".

– Мистер Майнер, вам нужно отдохнуть. Я немного озабочен вашими повторяющимися припадками. Прошу вас, выпейте вот это. – Старый лицемер поднес к моим губам бокал.

– Спасибо… Я пойду, лягу. У меня еще кружится голова… Скажите, это не опасно?

– Нет, не думаю. Не беспокойтесь, я уверен, что через два-три дня все пройдет. Все же вам нужно было бы обследоваться как следует. Знаете, проверить содержание сахара в крови, сделать кардиограмму и тому подобное.

– Может быть, следует временно прекратить сеансы, доктор? – спросил озабоченный и слегка напуганный силой моего последнего «припадка» Кутер.

– Какие сеансы? – Я смотрел на него с непонимающим видом.

Мои собеседники многозначительно переглянулись.

– Мистер Кутер имеет в виду наши ежедневные застольные беседы после ухода дам, – пояснил Адамс. – Кажется, мы действительно несколько злоупотребляем спиртным, учитывая жару. Не у всех такая закалка, как у сэра Робинса.

– Да, да, – подхватил доктор. – И лучше было бы вам отказаться от мяса, хотя бы на время. Зашлакованность организма, знаете ли… Переходите на овощи, фрукты. Цветная капуста, картофель в умеренных количествах, киви…

– …Ананасы, – неосторожно подхватил мистер Кутер.

Я приготовился было снова разыграть припадок и краем глаза высматривал, куда бы поудобнее свалиться, чтобы не разбить затылок, но сакраментальная фраза не была произнесена полностью, и я с облегчением перевел дух.

– Вы только скажите, какие блюда вам нравятся, и я прикажу, чтобы вам их подавали на обед, – предупредительно заявил мой толстый хозяин.

Я обещал подумать и, искусно покачиваясь, удалился в свою спальню.

9

Что делать мне? Я должен неусыпно

За кознями врагов следить

И хитрости противопоставить хитрость.

А.К.Толстой

Уверившись, что я надежно «закодирован» и превращен в послушный автомат, который, в случае необходимости, можно выключить несколькими словами, мои хозяева (я говорю «хозяева» не потому, что пользовался их гостеприимством, а потому что по их мнению принадлежал им теперь всецело, как какой-нибудь бычок или овца принадлежит фермеру), решили: мне можно без всяких опасений сообщить, чего они от меня хотят.

Мы собрались в кабинете толстяка. Кроме Адамса, Кутера и меня, там, в отличие от прошлых вечеров, присутствовал сэр Робинс. По той почтительности, с какой к нему обращались остальные, я сделал вывод, что он является центральной фигурой затеваемой операции. Очевидно, здесь были замешаны не только денежные, но и политические интересы, и старый динозавр представлял некие высокие сферы.