Кровавый апельсин (сборник)
Шрифт:
Самое лучшее, что получил Джордж, женившись на моей матери, — это возможность лебезить перед дочерью министра.
Я снова почувствовал усталость.
— Послушай, если мы продадим "Лисицу", ее купит какой-нибудь богатый идиот. И все пойдет насмарку: чартерные рейсы в Индийский океан и дети из "Молодежной компании", которых мы вытаскиваем из тюрем. Если Рут не хватает денег, почему бы тебе не войти в руководство какой-нибудь компании?
Едва закончив, я понял, что мне не следовало этого говорить.
— Тебе
— Если ты решишься нарушить завещание, не забудь, что есть суд и пресса. Ты готов к этому?
— Суд и пресса и так слишком хорошо знакомы с "Лисицей".
Я спросил в упор:
— Чья это идея?
— Что ты имеешь в виду?
— То, что ты не сам придумал продать "Лисицу".
Глаза Кристофера забегали.
Черт возьми, думал я, что за наказание! Что за несчастье с этим завещанием!
Но Кристофер был Кристофером.
— Как доверенное лицо министра Великобритании, я обязан иметь незапятнанную репутацию. Как в личной жизни, так и в общественной. — Произнеся это, он чопорно взглянул на меня.
— Ты всегда выходишь из затруднительного положения за мой счет, — сказал я.
Он криво усмехнулся. Точно такое же выражение лица бывало у него в детстве, когда ему удавалось схватить последний бисквит.
Продолжать разговор было бессмысленно, и братья Тиррелл направились от клумбы флоксов и дельфиниумов к поджидавшему их семейству.
С тех пор как я стал рулевым, мне не раз удавалось побеждать в гонках. Если вы рулевой, вы знаете, что надо сдерживать эмоции и концентрировать всю силу воли на том, чтобы вырвать победу. Кроме того, я был журналистом, а журналисту необходимо умение владеть собой. Сколько раз мне приходилось брать интервью у самых отвратительных людей планеты, и выдержка ни разу не изменила мне. Сейчас этот опыт оказался очень кстати.
Рут встретила нас улыбкой с изрядной примесью уксуса. Мать оглянулась на Джорджа и нервно спросила:
— Все в порядке?
Они были женаты пятнадцать лет. За это время он целиком завладел ее телом и ее мыслями.
— Ну что, мой дорогой? — ласково заговорил Джордж. — Что-то ты совсем нас забыл.
Вообще-то он считал меня исчадием ада и с удовольствием сплясал бы на моей могиле.
— Очень много дел, — сказал я.
— Ясно. Читал информацию в "Телеграф". Неприятный случай. Мертвый русский, да? Ужасно. А главное — все произошло почти на глазах Невилла Глейзбрука. — Джордж произнес это имя с нескрываемым подобострастием — старый ничтожный сноб!
Я кивнул ему и повернулся к матери. Она вся напряглась. Уж она-то знала, как Джордж ненавидит меня.
— Останешься пообедать? — спросила она.
— Я должен встретиться с одним человеком.
Напряжение
— В этом месяце Джордж едет играть в гольф. Я буду тут одна скучать. Приезжай меня навестить.
— Постараюсь, — ответил я.
Приличия были соблюдены. Она с облегчением вздохнула. Джордж тоже. Да и я сам, признаться, тоже. Проговорив еще несколько минут о погоде и о летних отпусках, мы распрощались. Я поцеловал тех, кого следовало целовать, и направился к машине. Меня нагнал Кристофер. Я его спросил:
— Какие у тебя планы?
— Я должен подготовить необходимые документы.
— А все-таки, признайся, это идея Рут?
Кристофер вспыхнул.
— Не будь ребенком!
— Пара статей в газетах. Ты с Глейзбруком под прицелом журналистов. Неужели из-за какого-то дерьма нужно продавать "Лисицу"?
— Ты доставил много хлопот некоторым очень влиятельным лицам. Учти это.
Я смотрел в маленькое самодовольное лицо Кристофера. На нем было написано: я знаю много такого, чего не знаешь ты, но не скажу. Моему терпению наступил предел. Спокойно! — уговаривал я себя.
Резко повернувшись, я зашагал прочь по рассыпающемуся у меня под ногами гравию, оставляя позади Лидьятс со всеми его важными обитателями и их столь тщательно оберегаемой частной жизнью.
Через четверть часа я подъезжал к бару "Русалка" на набережной Пултни. Этот бар был знаменит всегда грязным полом, грубыми деревянными столами и отличным пивом, которое привозили из Сафолая. Завсегдатаями "Русалки" были мелкие торговцы Пултни, те, у кого не хватало средств, чтобы стать членами клуба, расположенного на другом конце набережной, — там собиралась местная аристократия.
В "Русалке" я нашел Чарли Эгаттера. Он сидел в самом дальнем углу, по-видимому уже давно стараясь отыскать истину на дне пивной кружки. Чарли был классным конструктором яхт. В 1984 году он подбил меня участвовать в Олимпийских играх.
Я взял пинту пива и сел рядом с ним. Мы поговорили о яхтах, и я немного пришел в себя.
— Итак, ты больше не репортер, — сказал Чарли, — и слава Богу! Возвращайся к гонкам.
— Нет времени, — ответил я.
— Есть отличная пятидесятифутовая яхта. Пусть тебе поможет Невилл Глейзбрук.
— Он не будет этого делать. — Я как-то познакомил Чарли с Невиллом.
— Почему? — спросил Чарли. Его вера в человечество возрастала в прямой пропорции с выпитым пивом. — Ты наверняка победишь. Яхта первоклассная.
— Я даже не буду его просить, — ответил я.
Он пожал плечами:
— Ну и зря. Он бы наверняка помог.
Я рассмеялся. Одна из миссий Чарли в этом мире, наверное, заключается в том, чтобы поднимать людям настроение.
Потом я покатил обратно в Бейсин.