Кровавый глаз
Шрифт:
— Предоставь это мне. Не убивай их, — предупредила Кинетрит, и я почувствовал себя польщенным, потому что всадников было двенадцать.
Они осадили коней прямо перед нами, с силой натягивая поводья. Я отметил, что лошади совсем свежие. Это означало, что Эльдред, вероятно, находился где-то поблизости.
— Леди Кинетрит? — спросил один всадник, свешиваясь с седла, чтобы получше рассмотреть девушку.
Все были в кожаных доспехах, у каждого на поясе висел меч.
— Где мой отец, Гунвальд? — властно спросила Кинетрит,
— Олдермен выходит в море на норвежском корабле, миледи, — ответил предводитель, ткнув большим пальцем в сторону моря. — Во имя всего святого, что вы здесь делаете?
— Мне нужно переговорить с Эльдредом, — сказала Кинетрит. — Проводи меня к нему.
Гунвальд посмотрел на меня, задержал взгляд на доспехах и кровавом глазе.
— Ты язычник, — сказал он, обнажая меч.
Остальные всадники насторожились, стукнули пятками лошадей и окружили меня со всех сторон.
— Не смейте трогать его! — крикнула Кинетрит, увидев, что воины спешились и направили на меня мечи и копья.
— Не мешайте, леди Кинетрит. У нас есть приказ убивать всех норвежцев, которых мы встретим в Уэссексе, — спокойно промолвил предводитель.
Это был молодой мужчина могучего телосложения, с бородой соломенного цвета.
— Не будь дураком, Гунвальд, — отрезала Кинетрит. — Этот человек мне помог, спас меня от скандинавов.
Гунвальд опешил от ее резкого тона, но некоторые воины усмехнулись.
— Отведи меня к моему отцу, пока еще не слишком поздно.
— Язычника нужно разоружить, — покачал головой Гунвальд и выставил ногу вперед, чтобы отразить мой выпад.
Кинетрит повернулась ко мне и кивнула. Я нехотя протянул какому-то воину меч и нож. Затем, не имея выбора, мы сели на коней, за спины уэссексцев, и поехали вниз, на берег.
У меня оборвалось сердце, когда я увидел «Лосиный фьорд», выходящий из бухты. На веслах сидели англичане. Голова дракона исчезла с носа дракара, уступив место деревянному кресту, поднимавшемуся к небу вместе с волнами.
Мы спустились по тропе на галечный берег, где пенящийся прибой просачивался между камнями, и спешились. Флоки Черного нигде не было видно. На мгновение у меня мелькнула мысль о том, не заключил ли он сделку с Эльдредом. Вдруг норвежец находится сейчас на носу «Лосиного фьорда», глядит в море, а его сундук набит серебром?
Гунвальд сложил ладони рупором и окликнул тех, кто находился на судне. «Змей», любимый корабль Сигурда, одиноко стоял на якоре, связанный оковами в земле врагов, и провожал своего товарища, выходящего в море. Гунвальд снова крикнул. Даже на таком расстоянии я узнал олдермена Эльдреда. Тот вышел на корму, ухватился за борт и посмотрел в сторону берега. Рядом с ним маячила устрашающая туша Маугера. Если Эльдред разобрал слова Гунвальда, принесенные ветром, и узнал свою дочь, то он никак этого не показал. Олдермен неподвижно стоял на корме «Лосиного фьорда», взлетающей вверх и ныряющей вниз.
—
— А слышать и не обязательно, — заметил какой-то из воинов. — Посмотри на Маугера.
Эльдред ушел, затерялся среди гребцов, но Маугер стоял на изящной выгнутой корме. Мне сперва никак не удавалось разобрать, какой знак он подавал, повторяя его снова и снова, но затем все стало ясно. Одной рукой великан показывал на нас. В другой он что-то сжимал. Это был нож. Маугер проводил лезвием себе по горлу.
Глава двадцать первая
— Норвежского пса убить, а девчонку не трогать, — решительно произнес Гунвальд и поднял руку, не позволяя никому говорить. — Тут все ясно.
Уэссексцы стояли на соленом болоте, заросшем травой, за линией высокого прилива, среди шатров, крытых воловьими шкурами, и спорили о том, как понимать приказ Маугера. Мы с Кинетрит, связанные по рукам и ногам, сидели спина к спине на гальке, сквозь которую пробивались редкие кустики чахлой травы. Я проклинал себя за то, что добровольно отдал меч. С безоружным человеком уэссексцы справились без труда, хотя один из них и ощупывал разбитую губу.
— А я согласен с Керлом, — заговорил другой воин. — Маугер имел в виду обоих. — Он повторил зловещий жест здоровяка. — Вот почему Эльдред повернулся к нам спиной, понимаете? Он хочет покончить с этим. Пусть Всевышний выльет на меня свой ночной горшок, если я не прав.
— Если ты так уверен в этом, Херерик, то сам и пронзи Кинетрит мечом, — сказал третий воин, размахивая рукой. — Лично я не хочу, чтобы мне отрезали яйца и запихнули их в глотку за убийство дочери олдермена.
— Послушай его, Херерик, — сказал Гунвальд. — Если ты не прав… — Он помолчал, придавая больше веса своим словам. — То это станет твоей последней ошибкой. — Предводитель повернулся к своим людям: — Послушайте, хватит и того, что мы перережем глотку норвежцу. Тут никаких вопросов. Но Кинетрит нельзя и пальцем тронуть. Господи, ребята, она ведь дочь нашего олдермена!
Остальные с ворчанием закивали. Воины оборачивались, смотрели на корабль, уходящий вдаль, словно надеялись получить от своего господина последнее указание.
Я обратил внимание на круг камней, почерневших от копоти. За шатрами был сложен очаг, и этот факт подтвердил мое предположение. Воины были оставлены здесь, чтобы охранять «Змей». Вероятно, Эльдреду не хватило моряков, чтобы вывести в море два корабля. Он выбрал «Лосиный фьорд», который меньше пострадал от огня.
Я проклял сучек норн. Если бы не эти англичане, то я набрал бы людей, пустился бы на «Змее» в погоню за Эльдредом и настиг бы его в сером море. Там он и встретил бы свою смерть. Я бросил бы его тело на корм рыбам. Но теперь об этом нечего было и думать, ибо Гунвальд и еще трое угрюмых воинов направлялись к нам с мечами в руках.