Кровавый корсар
Шрифт:
— Кажется, — неохотно проговорил оружейник, — мы промахнулись мимо цели. Талос хочет, чтобы ты приготовилась ко второму прыжку.
Не сказав ни слова, Октавия взялась за соединительный кабель. До тех пор, пока она не достигнет полного слияния с кораблем и пока не установят командный трон, придется довольствоваться этим.
Брекаш из Кровоточащих Глаз шел по коридору. Он передвигался на двух ногах, но через каждые несколько шагов останавливался, чтобы принюхаться к смрадному воздуху. Как и Первый Коготь, Кровоточащие Глаза высадились на «Эхо», обнаружив
Брекаш снова замер, принюхиваясь к левой стороне коридора.
Что-то скреблось в стене. Что-то с когтями.
Брекаш испустил из-под решетки шлема вопросительное ворчание — нечто среднее между настоящей речью и птичьим клекотом.
В ответ раздалось приглушенное металлической переборкой рычание. Кто-то угодил в ловушку в железной шкуре корабля? Возможно, паразит.
Брекаш не был уверен, как ему поступить. Он раздраженно и неохотно потянулся к цепному мечу, но не нажал на руну активации. Из стены донеслось еще одно рычание, а затем три глухих удара, словно кто-то стучал с той стороны по металлу костяшками пальцев.
Раптор ответил тем, что со скрежетом провел по переборке когтями перчатки, как будто предостерегая обитавшего там мутировавшего паразита.
— Люкориф, — передал он, — здесь в стене… какая-то штука.
Вождь Кровоточащих Глаз прервал свой обход заросших грязью палуб «Эха».
— Повтори, — передал он.
Следующее сообщение исказили помехи, и Люкориф насмешливо прокаркал в микрофон вокса:
— Ты кидаешься на тени, брат.
Брекаш ответил серией нарастающих пронзительных воплей — самым позорным звуком, который Люкориф когда-либо слышал от раптора, потому что он имитировал испуганный крик нострамского кондора.
Затем, с последним хрустальным звоном, связь оборвалась.
— Ловец Душ, — сказал по воксу командир рапторов, — что-то охотится на нас на этом корабле.
Воин, называвший себя Калебом Валаданом — среди множества других титулов, заработанных на службе тирану Бадаба, — не умер той славной смертью, которую всегда предвкушал. Не было ни груды мертвых врагов, чтобы гордо стоять на ней, истекая кровью, ни восхищенных голосов его братьев, возносящих хвалы погибшему герою.
В последние секунды жизни у него не оказалось даже меча в руке, словно он был беззубым стариком на больничной койке, а не чемпионом, сражавшимся в величайших битвах на протяжении двух веков.
В момент своей смерти Калеб запомнил лишь два ощущения. Первое — боль. Второе — огонь.
Он не мог понять, где кончалось одно и начиналось другое и была ли вообще между ними разница, учитывая обстоятельства его смерти. Но их он запомнил лучше всего.
Корабль вошел в варп.
Калеб знал, что это произойдет. Все они знали: звезды начали корчиться в своих глазницах из мрака, и из железного сердца корабля вырвался стон. Несколько его воинов спрыгнули с корпуса, как моряки, бегущие с тонущего судна. Они предпочли бесконечность космоса и смерть холода объятиям Моря Душ.
Только что Калеб стоял на обшивке с топором в руке и рубил скользкий металл, чтобы пробить дорогу внутрь. А уже в следующую секунду он тонул,
А с ним и его братья. Когда раскаленное ведьмино варево захлестнуло корабль, накрыв их всех, Калеб успел увидеть, как большинство из них теряет опору. Воины, бок о бок с которыми он прослужил десятки и сотни лет, кувыркаясь, уносились в кипящее безумие варпа. Крича, они растворялись в Море Душ. Несколько задержались — их призрачные оболочки цеплялись за каркас из горящих костей, пока бушующие волны не поглотили самое вещество их душ. Варп уничтожил даже это, прежде чем унести останки в бездну ревущих валов.
Но Калеб держался. Раскаленный прилив выдернул топор у него из рук, потом сорвал с тела доспехи, но он продолжал держаться. Тогда варп содрал мясо с его костей и вырвал душу из плоти — и все же он не разжал пальцев.
А затем явилась тень, настолько огромная и черная, что затмила даже призрачный свет имматериума.
Калеб открыл глаза и снова увидел звезды. Настоящие звезды, мерцающие шары отдаленных солнц, горящих в ночи, и корпус корабля у себя под ногами.
Он не был мертв. О, совсем не мертв! Его облекал керамитовый доспех Корсаров, а рука сжимала топор.
Однако он был один. Совсем один на железной шкуре корабля, с оружием в руке, но не брат никому.
Калеб рубил, рубил и рубил, с каждым ударом силового топора проникая все глубже в нутро корабля.
Первую жертву он настиг всего через несколько минут. Когда этот когтистый, пронзительно визжащий воин умер, Красный Корсар рассек тело на покрытые керамитом ошметки и дрожащими пальцами запихнул куски мяса в рот.
Недостаточно. Совсем недостаточно. Он все еще был голоден.
Он чуял какой-то запах — манящий, но неуловимый, повисший в коридорах корабля. Калеб медленно вдохнул, смакуя аромат и почти ощущая его на вкус. Что-то затронутое варпом, горьковато-сладкое в своей попытке противостоять скверне, и с самой редкой, самой восхитительной кровью, встречающейся среди людей. Каждая капля драгоценной жизни, выжатая из этого сердца, станет божественным нектаром.
Красный Корсар звериной пробежкой помчался вперед.
XXIV
ВАНДРЕД
Вознесенный мерил шагами мостик. Его многосуставчатые пальцы то сжимались в кулаки, то разжимались, словно венчик уродливого цветка.
Чернецы — все семеро атраментаров, оставшихся после смерти Враала на Крите, — собрались в стратегиуме рядом со своим господином и повелителем, потому что их господин и повелитель пребывал в самой черной ярости.
Один из терминаторов вскинул на плечо огромный двуручный молот, взгромоздив тяжелый боек на наплечник. С наплечника щерился свирепый нострамский лев. Свет, отражающийся от молота, окрасил глаза хищника золотом.