Кровавый отпуск
Шрифт:
— Что, очухалась, сучка?
Я подняла взгляд и заставила себя оторвать голову от шершавого ствола ели. Это вызвало такой взрыв боли в затылке, что я не выдержала и застонала. И зажмурила глаза. А того, кто задал мне вопрос, так и не разглядела. Для этого надо было еще чуть-чуть повернуть голову в сторону. А у меня на это не было сил. И вообще, все это было до одури больно. Господи, и отчего так разламывается башка? И тошнит… И в мыслях какой-то невообразимый сумбур… Однажды в школе на «последнем звонке» я напилась, и утром со мной было что-то похожее. Но не пьянствовала же я здесь вчера? В этом лесу? Когда по всей округе меня разыскивают менты и солдаты?
Нет, не пьянствовала.
Вспэмнила! Все вспомнила! Эти уроды чем-то шарахнули меня по башке… О Господи, и как же она болит… Да, точно, шарахнули по башке. И какого же дьявола?!! Боялись, что без этого со мной справиться не удастся?
— Падымайси-и-и! — Меня пнули ногой.
А я узнала вчерашний голос из темноты, скрипучий и тоненький. Интересно, и какому ж кастрату он принадлежит?
— Сейчас… — Подняться не было сил. Сделать это в ближайшее время я не смогу, пусть меня хоть, убивают. Я даже не в состоянии открыть глаза. Впрочем, надо попробовать. Посмотреть, что за недоносок там пинает меня.
Я размежила веки, сконцентрировала взгляд на своих кроссовках. Потом перевела его в сторону. Чуть вверх… И даже вздрогнула, пораженная. Подумала, а не мерещится ли мне все это? О, черт!
Передо мной стоял карлик. Самый настоящий карлик. Ростом чуть выше метра, с непропорционально короткими кривыми ножками, большой головой и дебильным детским личиком. Понятия не имею, сколько ему лет. Где-то от двадцати до пятидесяти. Или меньше? Или больше?
Карлик был наряжен в линялую, когда-то зеленую, а теперь светло-салатную болониевую куртку, камуфляжные брюки и красные резиновые сапожки. В короткопалой руке он держал охотничью двустволку, которая, если ее поставить стоймя, оказалась бы одного роста с хозяином. На круглую, словно шар, голову была натянута кепочка с синим целлулоидным козырьком и почти полностью выцветшей надписью «Leningrad»…
Я снова зажмурила глаза. И тяжко вздохнула.
…Кепочка из моего детства. Лет пятнадцать назад, когда я была еще совсем маленькой, у отца была точно такая же, с прозрачным козырьком и изображением кораблика со шпиля Адмиралтейства. Последний раз я видела ее, когда нам выделили около кладбища участок под огород. Мы с отцом смастерили пугало, чтобы гонять ворон, которые нахально клевали нашу клубнику. На голове этого пугала красовалась уже списанная по сроку давности кепка с треснувшим козырьком и выцветшей надписью «Leningrad»… Кажется, клубники в том году мы так и не поели. Плевать хотели вороны на наше нарядное пугало — они давно адаптировались ко всем маленьким человеческим хитростям.
— Падымайси, сказал. — Мерзкий карлик еще раз пнул меня своим резиновым сопожком, но я даже не приоткрыла глаз. Мне все сейчас было до фонаря — и менты, и солдаты, и карлики. Боль в голове и тошнота стянули к себе все мои чувства, вытеснили из меня все желания и инстинкты. Стопроцентная отрешенность… Полнейшая апатия… Случись сейчас всемирный потоп, я бы только возблагодарила за это судьбу и покорно пошла бы ко дну, радуясь тому, что избавилась от мучений. — Падымайси-и-и!
— Да пошел ты!
Карлик, кажется, понял меня буквально и куда-то отправился. Я услышала шорох травы под его ногами. На несколько секунд меня оставили в покое. Потом рядом снова послышалось шебуршание. Я приоткрыла глаза и увидела, как мой недоросток-конвойный длинной палкой выкатывает из костра под дождик недогоревшие головни. В этот момент он был похож на шимпанзе, которого нарядили в человеческую одежду. Ружье висело на корявой
— А где же солдаты? — пробормотала я.
Карлик вздрогнул и обернулся. Его рожица расплылась в счастливой улыбке.
— Ха! — скрипнул он. — Солдаты! Ха! Дура, какие солдаты? Я один.
Действительно, дура. Взяла и сдалась какому-то ущербному коротышке. О Господи! За просто так взяла и сдалась! Или все-таки не за просто. У него ружье, и ночью он мог легко привести в исполнение свои угрозы.
— У тебя что, правда был прибор ночного видения?
Карлик криво ухмыльнулся и, смешно переваливаясь с боку на бок, убежал мне за спину. А я подумала о двустволке, висевшей на сучке у меня на виду. Что смогу выгадать с того, что сейчас, отодвинув в сторону дикую боль в голове, заставлю себя вскочить на ноги и доковыляю до ружья? Смогу понюхать его? Разглядеть вблизи? Взять его в зубы? Руки-то связаны. И связаны крепко — просто так не освободиться. А потому надо ждать. Пока не подвернется какая-нибудь возможность прибить зловредного карлика. Пока хоть немного не пройдет голова. А то, с таким чугунком на плечах что-нибудь предпринимать смерти подобно. Ох, мне вчера стряхнули остатки мозгов!
Карлик вывернул у меня из-за спины, держа в коротенькой ручке черный чехол.
— Вот. — Он выковырнул наружу какую-то штуку, и я сумела сконцентрировать на ней взгляд.
Это был устаревший, еще семидесятых годов «цейсовский» прибор ночного слежения. Такие в свое время состояли на вооружении советских спецслужб, пока не были разворованы и распроданы по дешевке охотникам и челнокам, охотно возившим их в Польшу и Венгрию.
Итак, упакован проклятый карлик был хорошо. Потягаться в ночном лесу я с ним не смогла бы. Он меня видел бы, я его — нет. И, скорее всего, если бы начала упорствовать, то схлопотала бы пулю. Эта мысль меня сразу же успокоила. То, что сдалась вчера, не имея никаких шансов на более успешный исход, — не страшно. Вот если бы оказалось, что у моего пленителя не было никаких приборов, и он блефовал, а я повелась на блеф, словно лох, — это было бы сущим кошмаром. А так… все равно я должна была проиграть.
Довольный карлик, торжественно выставивший на мое обозрение драгоценный прибор, напоминал мне сейчас ребенка, хвастающегося перед своим сверстником новым пластмассовым грузовичком и даже не подозревающего, что у этого сверстника папа сидит на больших деньгах и покупает сыночку мульки не дешевле, чем по тысяче баксов за штуку. Карлик, млеющий сейчас от восторга, что совершил подвиг и повязал бандитку, которую безуспешно ловят все менты области… Карлик, готовый лопнуть от гордости за то, что применил настоящую военную хитрость и в одиночку справился с опасной преступницей… Карлик, похваляющийся передо мной своими игрушками, даже не представлял, что взял вот сейчас и влез в игры взрослых людей нормального роста. Хотя бы примерно не зная правил этих непростых игр. Не умея ничего, кроме того, как выслеживать по ночам с помощью своего устаревшего «Карл Цейса» несчастных лосей, приговоренных к расстрелу, и палить по осени из берданки по зайцам и уткам. А поэтому то, во что он сунул свой детский курносый носик, может закончиться для него самым плачевным образом. Но если он сейчас развяжет меня, вернет пистолет, извинится и без какой-либо задней мысли пригласит к себе в гости, чтобы мне не торчать в лесу еще целые сутки, то я прощу ему удар по затылку и пинки. Кажется, он меня еще и обзывал? Черт с ним, с недомерком. И это прощу…