Кровавый передел
Шрифт:
К удивлению хирургов, я оказался везунчиком. Пуля-дура пробила легкое. Но удачно, с точки зрения современной медицины. Спасибо Сыну ГПЧ: он оказался мелким, но метким стрелком. Меня залатали, как башмак, и уже на третий день я выползал с дырочкой на боку из полутемного вестибюля. В летнее утро. Зелень кипела изумрудными волнами. Над клумбой парила земля. Старенький садовник старательно срезал черенки на саженцах.
Когда я примащивался на лавочке, въехала государственная машина. Ее траурно-лакированный цвет совершенно
— Ну-с, герой! Сидишь? А мог и лежать, — пошутил мой непосредственный руководитель. Опустился на рейки лавочки. — Ну, как дела, чекист?
— Лучше всех.
— Вижу-вижу, краше в гроб кладут.
Фыркая угарным газом, автомобиль откатил в сторону. НГ втянул испорченный воздух носом и проговорил:
— Курорт! Рай! — Увидел садовника. — Что интересно, Саша, и он сажает, и мы сажаем…
— Но мы выпускаем. Иногда, — я тоже пошутил.
— Шути-шути, — вздохнул Николай Григорьевич. — Драть вас надо как сидоровых коз!.. Чего на рожон лез?
— Не знаю, — солгал я.
— Не знаешь, — передразнил генерал. — Против лома, дружок, нет приема.
— Есть, — не согласился я. — Другой лом. Или арбалет.
— Что?
Я рассказал версию улета Феникса. И все, о чем мне пытался сообщить Хлебов. НГ пожевал губами, покачал головой.
— Запутывается клубочек. Чую, сломаю шею. — Расправил плечи. — Эх, сюда бы на недельку! Да грехи не пускают в этот рай!
— А мне когда из этого рая? — не выдержал я.
— Спешишь под гильотину, сынок?.. Успеешь, брат!
— Дядя Коля?
— Славу поделим…
— В славе ли дело?
— Отдыхай. После выписки — на море.
— На море?
— В санаторий… узкого профиля, — хмыкнул НГ. — И будет с тобой отдыхать такой генерал, Батов. Запомни: Семен Петрович. Спец по Африке…
— По Африке, — насторожился.
— По ней, родимой, по ней… Он, как нам известно, мемуары сочиняет, задумчиво проговорил генерал-лейтенант. — Ты его попотроши аккуратненько… Кстати, у него жена молоденькая-молоденькая… Разрешаю пофлиртовать… Исключительно для дела.
— Да? — проговорил я с гримасой некоторого отвращения.
— Для дела, Саша, — повторил НГ. — Надеюсь, ты не голубой, как небо?
— Дядя Коля! — обиделся я.
— Шучу, сынок, — хмыкнул Николай Григорьевич. — Времена такие, все подставляются… спинами… Мы тут одного отловили. Заместитель прокурора. Смешно…
— Да, — сказал я. — Животики надорвать можно, — и неловко повернулся на рейках лавочки. — Черррт!..
— Вот именно! Иди ты к черту и в палату, — рассердился НГ. — Давай заживляйся скорее…
— Есть, — буркнул я.
Подкатила машина, дохнула мотором, резиной, пылью и теплым железом.
— Дотелепаешься, Саша?
— Доползу, — ответил я.
— Держи удар, герой. — И автомобиль покатил прочь.
А что же я? Я доползу. Догрызу. Добью. Не родился ещё такой, который бы сделал меня. Не родилась ещё такая падаль, которая плясала бы на моем цинковом гробу. Нет такой суки, которая бы не боялась меня. Я не прощаю тех, кто обижает детей и зверей по имени Ася. Она мне понравилась, Ася; она была похожа на сайгака. И её убили. Жаль. Могла жить. И счастливо. Как счастливо живут в лесу все звери.
Море было как море. Лужа. Только большая. В ней можно было утопиться всем населением страны. Однако трудовой люд с энтузиазмом выполнял дневную норму на фабриках и заводах и берег был пустынен и тих. Солнце пылало в зените термоядерным реактором. Шелковистый песок был обжигающ и опасен для жизни. Особенно когда стреляют дуплетом из инкрустированного охотничьего ружья.
Я уплывал за буйки и качался на мягких волнах. Как один из буйков. В небе кричали чайками души погибших моряков. На суше таких птиц нет.
На третий день моего безоблачного отдыха появилась туча. В лице генерала Батова. Он плелся по бережку, как грузный бегемот на водопой. За ним гарцевала молоденькая и красивая газель. Интересно, каким зверем виделся я им? Поджарым, прожаренным одиноким волком, подстерегающим давно намеченную добычу?
Жертвы сразу направились ко мне. Вероятно, вид аборигена пустынной местности вызывал доверие.
— Извините, молодой человек. Разрешите представиться: Семен Петрович Батов, генерал-полковник в отставке.
— Чем могу служить?
Старик тряс бабьими щеками, подбородком. Лысина его была цвета хаки, и на ней пушился старческо-младенческий пушок. Генералу было трудно жить, но держался он молодцом. Рыцарь при своей даме.
— Сима! Прекрати, — весело закричала та, демонстрируя миру и мне спортивную фигуру. — Ей-Богу, как маленький…
— Новенькие? — вежливо поинтересовался я.
— Да-да, сегодня вот… У меня к вам просьба, юноша.
— Рад помочь.
— Дело в том, что Лика… супруга… уплывает… за буйки. Нарушает правила поведения на воде… Правила ОСВОДа… Нехорошо.
— Да, — согласился я. — Правила ОСВОДа надо соблюдать.
— Вот! — обрадовался Батов. — Не проявляет благоразумия. Океан — это океан…
Я поднялся с горячего песка. Продемонстрировал торс и все остальные бицепсы. Девушка доброжелательно улыбнулась.
— Лика.
— Александр.
И пока мы разводили церемонии, генерал переживал изо всех своих сил:
— Ликонька такая увлекающаяся натура… А океан есть… есть океан…
— Вообще-то мы на море… — заметил я.
— А мы с Океана, — улыбнулась Лика. — Нам это море — лужа.