Кровавый пир. За чьи грехи?
Шрифт:
Василий вздрогнул:
— Не хотел я идти с ним, здесь хотел остаться!
— Худо! — покачал головою Ивашка. — На нее беду накличешь. Прикажет в воду посадить али просто повесить! Ни! Ты ее тут оставь. Сыщи ей местечко. Она выправится потиху, а ты и тут. И куда тебе ее больную? Так-то!..
Василий поник головою. В эту ночь он страдал так, что карлик несколько раз подходил к нему и говорил:
— Не тоскуй! Она поправится! — и при этих словах жалел в душе его еще более.
— Ах, теперь, Викентий, новая беда!
— А что? Может, я помогу?
— Батька наш сюда едет, Степан Тимофеевич. А послезавтра дале пойдет и меня с собою утащит. Я уйду, а на кого ее, голубку, оставлю?
— А со мною? — ответил карлик. — Я ее как свое око беречь буду!
Василий покачал головою.
— Что ты? — сказал он. — Здеся будет пьянство да распутство. Придут к тебе и ее возьмут.
Карлик опустил голову, но потом вдруг хлопнул себя рукою по лбу:
— Стой! У меня тут друг есть! Русский поп, отец Никодим. Старый он, да такой ли добрый. Дом у них что острог. Крепкий. Работник есть! Ты еще кого оставь тут. Вот мы и удержим ее!
Василий благодарно взглянул на карлика.
— Верю я тебе! — сказал он с горячим чувством. — Коли уеду, на тебя одна надежда. Убереги! И тебя, и попа твово осыплю!
— На что нам золото! — ответил карлик. — Я и так доволен твоею милостью!
— Так ты сходи, милый, завтра. Спознай у попа-то. Може, и не захочет.
— Что ты? Да что он, то я. Коли я говорю, он не отопрется. Завтра в ночь и перенесем ее, голубушку!
Василий кивнул головою и успокоился хоть отчасти. Чувствовал он теперь, что уж Наташа без него не узнает обиды.
На другое утро чуть свет он отдал распоряжения и выехал из Крестовых ворот встречать Стеньку Разина.
IX
Толпа народа валила из города к пристани, повидать своего батюшку. Василий с Ивашкой Волдырем, Гришкой Савельевым, Кривым и Пасынковым, со стрелецким головою и пушкарским, с десятью сотниками остановились у самой пристани.
Ждать пришлось недолго.
— Идут! Идут! — послышались возгласы. Толпа заволновалась и придвинулась.
— Осади! — крикнул Василий, и пришедший для встречи отряд стрельцов стал отодвигать толпу, колотя передние ряды по чем попало палками своих бердышей.
Вскоре на Волге показались струги. Впереди шел малый есаульский струг.
— Еремейка со Степкою Дружинкиным валят! — сказал Ивашка и стал махать им своей шапкою. Но они прошли мимо пристани. Следом двигался струг, весь обтянутый в черное, с черным флагом, с черными парусами.
— Кто в ем? — загудели в толпе.
— Патриарх Никон, что боярами ссажен! На колени! — пронеслось откуда-то, и вся толпа упала на колени. Василий со своими людьми сошли с коней и тоже стали на колени, а струг медленно, плавно прошел мимо пристани. За ним плыл весь разукрашенный золотою парчою, с двуглавым орлом
— Многая лета свету царевичу Алексею Алексеевичу! — раздались крики в толпе, и скоро отдельные возгласы слились в сплошной клич, а струг величественно прошел мимо пристани, и ничто на нем не проявляло жизни. И наконец показался атаманский «Сокол». Сам Стенька Разин в золотом парчовом кафтане, отороченном соболем, в собольей шапочке с пером цапли на околыше, с легкой саблею у бедра стоял на самом борте струга и приветливо кивал головою. Рядом с ним виделся коренастый Фролка.
Толпу охватило словно безумие.
— Много лет батюшке Степану Тимофеевичу! — заревели на все голоса люди, бросая кверху свои колпаки. Струг подошел к пристани, и Стенька быстро сбежал по сходням.
Василий подошел к нему.
— Васенька! — радостно воскликнул Разин. — Здорово, друже! Стой, поцелуемся! Уж и порадовал ты меня! — говорил весело Разин. — Я думал, кровь прольется, а ты и город взял, и казаков моих уберег! Порадовался я, как гонца твоего услышал!
Василий смутился, думая, что Разин шутит. Пасынков тихо сказал ему.
— Прости, атаман, это я человека с весточкой погнал!
Василий благодарно кивнул и стал обниматься с Фролкой.
— Соскучали мы за тобою, Василий, — сказал Фролка, — ровно братана нет! Что похудел?
Но Разин уже сел на коня, и Василий, не отвечая, поспешил тоже вскочить в седло.
— Многая лета батюшке Степану Тимофеевичу! — ревела исступленно толпа.
Стенька кивал головою и кричал в ответ:
— Спасибо на ласке, добры молодцы!
Стрельцы окружили его. Затрубили трубы, загудели тулумбасы, и шествие тронулось к воротам.
Это было торжество победителя, триумф наглого вора.
Едва он въехал в ворота, как со всех сторон загудели колокола и ударили пушки.
Ему навстречу двинулись священники с хоругвями и крестами.
Он сошел с коня, лицемерно поклонился в землю и, крестясь двуперстно, приложился к кресту.
Выборные от города стали на колени, протягивая ему ключи от города и блюдо с хлебом с солью.
— Многая лета батюшке Степану Тимофеевичу! — ревела толпа, и этот рев разливался по всем улицам. Лицо Стеньки сияло торжеством.
— Спасибо тебе, Василий! — повторял он ласково. — Нигде меня так не честили!
Он медленно двигался по тесным улицам, народ теснился у самых стремян.
Наконец у приказной избы Стенька сошел с коня и вошел в избу. Там стоял уставленный бражкою стол.
— Ну и спасибо тебе, Василий! — взволнованно сказал Василию Степан, обнимая его. — Праздник ты мне сделал! Душу усладил! Чем награжу тебя, брат названый! Фролка, дадим ему шубу, на которую Львов польстился, а?
— Что же? Мне ему ничего не жалко! Я его за старшего брата чту! — ответил Фролка.