Кровавый Пир

Несущий Слово

Ну и четвертые. В край конченные маньяки — идеалисты, утописты и альтруисты. Тут разброс возможных исходов колеблется от чувака, что забьет на эти буквы и не будет ровным счетом ничего делать, до тех, кто решат очистить мир от грязи других системщиков или еще какая херня им в голову взбредет. Нельзя не то что верить и слушать, даже приближаться к тем, кто творит добро. Не лицемерит, понастроив храмов, после десятков трупов в девяностых и текущем распиле бюджета, а вот прям реально и на полном серьезе несет Свет в этот насквозь прогнивший мир. Как показывает практика такие ребятки с горящими глазами и розовой картинкой счастливого будущего,

приводят к куда большим смертям, чем серийные убийцы и террористы. Ведь они готовы пойти на любые жертвы ради благих намерений. А если их идеология видоизмениться под ударами реального мира, то вообще пиздец.

Я боялся.

Боялся, что какая-то мразь уже может щеголять пятидесятым уровнем.

Боялся, что кто-то из них следит за мной и уже готов нанести удар на упреждение.

Боялся, что уже проиграл эту гонку за могуществом и даже не осознал этого.

Боялся, что упаду мордой в кровавую грязь с пулевым отверстием в затылке, в самом начале этой извилистой и тернистой дороги к величию.

Но никто не всадил мне в спину очередь из калаша. Никто надрывно не заорал, оповещая об мутном типе и стае непонятной поеботины. Стандартные звуки, издаваемые ночным городом, проглочены тишиной, сдавливающей стенки черепной коробки.

Фонарей почти нет, а если какие и не разбили, то обходим блекло-желтые пятна света, петляя между домов. Свет больно режет привыкшие к темноте глаза.

Мы на базе.

Перетаскиваю тела к Мху и оставляю одного из пауков охранять консервы.

Быстрее… Быстрее!..

Внутренний голос окончательно срывается с резьбы и гонит меня вперед. К силе и власти. Больше крови и больше смертей!..

Проходим нутро завода насквозь и двигаем через полосу препятствий спонтанно образовавшейся свалки, перечерченной противотанковыми ежами кустов и молодых деревьев. Пластик, алюминий и бумага сминаются под подошвами берцов. Колобки местами реально буксуют, не в силах забраться на отвесную гору хлама, созданного и выброшенного неизвестно кем и когда.

Частные дома.

Дальше… дальше…

На пацана мы натыкаемся случайно.

Шатающийся семнадцатилетний пиздюк, что тащится из ниоткуда в никуда, благоухая слабоалкогольными напитками всех цветов радуги, которых он, кажется, выжрал целый ящик. Высокий, узкоплечий и болезненно-костистый.

Он моргает, смотря на нашу дружную гоп-компанию, вынырнувшую из темноты в укороченный радиус относительной видимости стандартных человеческих глаз.

Я видел, как он вздрогнул и… я почувствовал его удивление и страх, полупрозрачным шлейфом разошедшийся в разные стороны. И нет, это не очередная шутка про говно. Я не улучшал органы чувств помимо глаз и не трогал куцые околоколдовские возможности — ценник слишком большой. Но непонятно как и почему, я ощутил его испуг. Я буквально кожей впитал эту эмоцию, что теплой волной прошлась по моим кровеносным сосудам, по итогу дойдя до мозга, где и осела бугристым комочком, быстро рассосавшимся под напором мыслей и образов.

Он открывает рот.

Но я уже рядом.

Одно время я ходил на бокс.

Неплохо поставленный боковой удар, помноженный на подавляющую разницу в наших характеристиках, почти сносит ему нижнюю челюсть с частью зубов верхней. Нокаут — а я хорош. Его голову мотнуло в сторону и шпалообразное тело начало заваливаться набок. Контрольный в виде химерологического снотворного и пятерка колобков, доукомплектованных паучарой, тащат его в Логово Хима.

Волнуюсь, что их увидят. Но нет. Я уже в другом микрорайоне, когда миньоны бросили бессознательное тело неподалеку от входа в оккупированную промышленную зону. Дополнительная порция яда и ребятки возвращаются ко мне.

Я могу управлять Логовом издалека, но со своими условностями.

Одну из женщин начинает пожирать Мох Плоти. Процесс это не быстрый, но по итогу она станет новой Фермой.

Вы получили новый уровень.

Текущий уровень — 7.

Вы получили 2 свободных очка характеристик.

Вы получили 1 свободное очко навыка.

Интерлюдия. Снова гобла

Ргут, гоблин-одиночка, вынырнувший из пекла степей, окрашенных никогда не закатывающимся за горизонт безумным глазом солнца, не знал, что такое количество дерева и железа в принципе может существовать, да и к тому же находиться в одном месте в одно время. Лишенный клана, он скитался по земле, что не имела края и границ. Земле, которая пожрала мириады таких как он и в разы сильнее, чем он. Они были умнее, они были быстрее, они были прославленее — и все мертвы. Скоро и он пополнит их число. Одиночки, племена, кланы и альянсы — Великая Степь, истекающая кровью глубинных недр проглатывала всех сынов Первого Гоблина, даже не жуя. Они скатывались по ее болезнено-сухой глотке, размякшие от вскипающей слюны пасти и падали в кислотное озеро желудка, после которого не оставалось даже костей… даже воспоминаний…

Эта почва имела свойство удивительно быстро погребать под собой любые следы цивилизации. Клан Ргута, Младший клан Слепого Глаза, был крепок и богат, вождь его, в самом расцвете сил, правил мудро и не собирался на встречу к праотцам, тучные стада пережевывали алую траву, которую невозможно окончательно уничтожить, как бы не старались бесхвостые ящеры и толсторогие туры. Десятки воинов, кочующих по выгоревшим пустошам. Они были сильны и ходили под дланью еще более могущественного альянса Старших кланов. Но Степь не любит постоянства.

Сегодня — ты вождь, а завтра — безымянный труп, терзаемый облезлыми стервятниками.

Буря сокрыла следы гоблинов, слизнув остатки их лагеря, а твари степные, что не склонили головы пред величием гордых кочевников, терзали плоть Слепого Глаза. Они стаями кружили вокруг, забирая с собой буйволов и слабых гоблинов, не успевших убежать и не способных отбиться. Слепой Глаз умирал. Умирал медленно, тяжело и болезненно. Надламывающейся поступью он шагал к Большому Стойбищу, зная, что там, у Неутихающих Огней, будет покой и безопасность. Передышка, что дарует выживание.

Но никто не дошел.

Звери сокрылись среди пологих холмов и рытвин, почуяв зарождающийся среди них мор.

Красная шкура гоблинов чернела, покрываясь склизкими пятнами отслаивающейся от костей плоти. От стада к тому моменту остались лишь воспоминания. Кто-то отчаивался настолько, что пил свою мочу и жрал мясо покойников. Это не помогало, делало только хуже.

Над мертвыми не справляли тризну, не проводили обрядов и не могли их взять с собой в Большое Стойбище. Их бросали, сняв все, что могло помочь тем, кто еще оставался жив. Падальщики не пели им погребальных песен. С хриплым клекотом они просто сдирали мышцы и копались в потрохах, измазываясь черной кровью.